Розенкрейцерское просвещение

Тот факт, что они прибыли в Париж в то же самое время, что и мсье Декарт, мог бы пагубно отразиться на его репутации, если бы он попытался уехать, спрятаться или остался в городе и продолжал вести тот замкнутый образ жизни, к которому при­вык за время своих путешествий. Но он смешал планы тех, кто собирался воспользоваться означенным совпадением, чтобы воз­двигнуть на него клеветнические обвинения. Он сделался дос­тупным для всех, искавших его общества, в особенности же для друзей, которым и не нужно было иных доводов, чтобы разуве­риться в его мнимой принадлежности к Братству Розенкрейце­ров, или Невидимых. Кстати, тот же аргумент — о невидимости розенкрейцеров — он использовал, когда его спрашивали, поче­му, находясь в Германии, он не сумел разыскать никого из Братьев.

Присутствие [Декарта] в городе умерило возбуждение его друга отца Мерсенна, который тем более расстроился из-за лож­ного слуха, что менее других был склонен поверить в незри­мость розенкрейцеров и в их фантастические свойства — после всего того, что писали в их защиту некоторые немецкие авторы и англичанин Роберт Фладд.

Это, бесспорно, один из ярчайших эпизодов в необык­новенной истории интересующего нас необыкновенного движения: Декарт на время отказывается от привычной для него затворнической жини, желая продемонстриро­вать своим друзьям в Париже, что он — не невидимый и, следовательно, не розенкрейцер!

Итак, Декарт побывал в Германии и застал там начало «розенкрейцерского фурора» (в это самое время он видел «вещие» сны и обдумывал свои — весьма значимые — на­учные идеи); вступил в Прагу вместе с католическими вой­сками и, быть может, в тот страшный час даже видел Фрид­риха и Елизавету; шатался по захваченному городу, в точ­ности зная, что и где происходит; провел какое-то время в Южной Богемии, предаваясь, по своему обыкновению, раз­мышлениям; затем вернулся в Париж, где только и говори­ли, что о лишении курфюрста Пфальцского избирательно­го голоса — на этот счет, как сообщает Белле, он мог пре­доставить своим друзьям информацию из первых рук, ведь он был свидетелем тех великих событий, находился в Пра­ге, когда все это случилось, слышал о новых движениях в Германии еще до того, как они проявили себя.

А все германские новости так или иначе были связаны с розенкрейцерами. «Розенкрейцерская шумиха» в Па­риже, по словам Белле, началась тогда, когда в обществе «только и говорили» о курфюрсте Пфальцском и его зло­ключениях. В других источниках по «розенкрейцерской шумихе» во Франции этот факт не упоминается — а ведь он очень важен, так как подтверждает связь «переполо­ха» в Париже с событиями в Германии. Что же касается розенкрейцерского «приключения» Декарта, то оно раз­ворачивалось по обычному шаблону. Декарт узнает о ро­зенкрейцерах, пытается найти их, но у него ничего не вы­ходит. Его логический ход — использование собственной «зримости» для доказательства отсутствия связей с орде­ном — всего лишь обыгрывает общий опыт всех тех, кто пытался, но не сумел отыскать розенкрейцеров. Правда, ход этот достоин великого философа!