Розенкрейцерское просвещение

И тем не менее, хотя оба движения принадлежат од­ной и той же эпохе, оба в конечном счете восходят к ренессансной герметико-каббалистической традиции, оба призывают к переходу от ренессансного способа позна­ния к более прогрессивной науке XVII века, — между ними существуют глубокие различия. Бэкон всячески подчеркивает свое неприязненное отношение к гордыне и самонадеянности ренессансных «магов». Особенно на­стойчиво он предостерегает своих читателей от слепого доверия Парацельсу, бывшему, как мы видели, своего ро­да пророком немецкого розенкрейцерского движения. Бэ­кон изучал Парацельсову систему, «приведенную к гар­монии Северином Датчанином», и пришел к выводу, что «старинное учение о человеке как микрокосме, а также абстракции, или модели вселенной, было фантастическим образом искажено Парацельсом и алхимиками». Он, сле­довательно, критикует философию макро- и микрокосма, лежащую в основе Фладдовой и розенкрейцерской кон­цепций мировой гармонии.

Другое серьезное различие во взглядах между Бэконовой и розенкрейцерской школами мысли состоит в том, что Бэкон не приемлет никакой «таинственности» в науч­ных делах и осуждает алхимиков за давнюю традицию «сокрытия» описываемых ими процессов за непостижи­мыми символами. Хотя авторы розенкрейцерских мани­фестов ратуют, как и Бэкон, за обмен знаниями между учеными мужами, сами они излагают свои идеи в форме мистификаций — таких, к примеру, как история о склепе Розенкрейца, наполненном геометрическими символами. Подобный символизм может скрывать под собой резуль­таты глубоких математических исследований, осуществлен­ных членами какой-то группы, — результаты, сулящие но­вые научные перспективы. Но даже если это и так, полу­чается, что группа не обнародует полученные новые данные, а, наоборот, зашифровывает их, лишь разжигая нетерпе­ние тех, кто желал бы узнать математические или другие научные секреты, таящиеся в розенкрейцерской пещере. Манифесты Бэкона написаны в противоположном духе, и именно отказ философа от использования приемов маги-ко-мистических мистификаций придает его сочинениям со­временное звучание.

Работа «О Прогрессе Учености» была опубликована в 1605 г. «Новый Органон», книга, которую Бэкон напи­сал на латыни, чтобы облегчить ее распространение в Ев­ропе, и которую сам он считал наиболее важным изложени­ем своей философии и программы, вышла в свет в 1620-м. Перевод «Прогресса Учености» на латинский язык (De augmentis) — пересмотренная версия английского изда­ния — появился в 1623-м. Таким образом, читатели нача­ли знакомиться с философией Бэкона за несколько лет до публикации первого розенкрейцерского манифеста; наи­более полное изложение этой философии увидело свет в тот роковой год, когда в Богемии царствовала «зимняя» монаршья чета; издание же латинского перевода «Про­гресса Учености» совпало по времени с «розенкрейцерским переполохом» в Париже. Важно понять, что розен­крейцерское движение и творчество Бэкона развивались одновременно, что странный розенкрейцерский «фурор» распространялся по Европе в те самые годы, когда в Анг­лии издавались бэконовские труды.