|
Вскоре лыжный угар прошёл, а на село свалилась новая страсть: всем позарез понадобились коньки. Зажиточные ринулись к цыганам покупать "ласточки", "дутыши", "ножи", а беднота стала мастерить самоделки из чего придётся. Обычно их строгали из санных полозьев, но они быстро сминались на острие и для льда не годились. Гордеев же вырезал на скользящей части канавку, закрепил в ней металлическую полоску, в кузнице придал ей ровную форму и, отработав молотобойцем, прокатился по деснянскому льду на виду у завистников. Ледоход. Когда реки ещё были вольными и не перегораживали их плотины, то в широкой пойме от одного высокого берега до противоположного на все четыре, а то даже и шесть километров, за всю зиму скапливалось так много воды, что она снизу подпирала лёд, выгибала его дугой и когда-то давление ставало настолько сильным, что настил не выдерживал и трескался с особым оглушительным и раскатистым громом, что казалось небо падает на землю. Вслед за первым самым мощным басистым раскатом ширились трескучие рулады сердитого льда чуть потише, но зато обширнее по мере того, как цельный ледяной массив поймы крошился под напором весенней воды. Единое замёрзшее поле превращалось в беснующиеся потоки толстенных льдин, которые то становились на ребро, то напирали одна на другую, создавая льдиновороты, то стопорились в заторах, где разворачивалось сражение враждующих природных стихий: ветра, мороза, течения, воды и льда. Люди ждали просыпания природы от морозной спячки, с нетерпением глядели на волнующуюся пойму и судачили со знанием дела, как оно будет в этом году. По каким-то особым приметам одни утверждали, что вода непременно зальёт выгон и стадо выйдет на луга с опозданием, значит, надо подсуетиться с лишним кормом: тут даже Гордей не в силах ничего изменить. Другие возражали: в урочище снега мало, потому вода пойдёт в обход села, так что лодки можно не поднимать на высокий берег. Третьи, кто постарше, вспоминали наводнения в былые годы, говорили мало, но зато мудрёно качали головами, намекали на скорые нехорошие последствия ... Ещё до самого гулкого раската льда сельчан поражала бесшабашная весёлость, игривая дерзость и предпраздничная лень. К этому времени, т.е. к середине апреля, зимние работы почти завершились, весенние ещё не подошли и возникший разрыв, как нельзя кстати, заполнялся величанием ледохода. Чутьём улавливалось, в какую же ночь, именно ночь, ибо таинство взбурления льда всегда начиналось ночью, раздастся торжествующий рык водяной стихии, возвещающий наступление тёплой поры года. Тогда на крутой берег Десны выносили столы, ставили угощенье и все, кто мимо проходил, приглашались выпить, закусить, ну а уже потом, подперев голову руками, сначала задумчиво, вроде приглашая и остальных застольников к своим печальным распевкам, песня подхватывалась всеми. На её призывную печаль сходились всё новые сельчане, приносили своё угощение, и так ширилось веселье, замешанное на военном горе. На удивление всегда в такие дни стояла чудная погода. Первое ласковое солнце, мягкий ветерок и зеленеющая верба к обеду разгоняли привычную тоску, люди расправляли плечи, и вскоре переливы гармошки срывали со скамей первых танцоров. Разгоралось заразительное веселье, и постепенно берег Десны превращался в сплошной бурлящий людоворот под стать уже во всю бушующему ледоходу. Проплывающие льдины проносили мимо села всё, что где-либо пристало ко льду за длинную холодную пору. Там были брёвна, лодки, доски, и тогда смельчаки стаскивали их для хозяйских нужд, попадались целые плоты из жердей и даже рыбачьи шалаши с брезентовым верхом: что нельзя было достать, то долго провожали взглядом аж до излучины. — 67 —
|