Пучина людская

Председатель хотел было направить обсуждение по сути, но ... „Нет, пусть скажет, что конкретно он сделал для отдела, для партии, для страны в конце концов”. Гордеев рассказал о комсомольской поре, о трудностях морской службы, привёл примеры институтской занятости. После этого пришлось перечислить родственников, поведать об отношениях в семье, о планах на дальнейшее, если вдруг случится невозможное и он всё же протиснется в стан науки, какие жилищные условия, чем занимается пятилетний сын, где был ранен тесть, какое образование жены и состоит ли она в партии ... пошёл шестой час допроса и вдруг высокий звенящий, надрывный и со всхлипом крик взметнулся под потолок: „Прекратите! Инкви­зиторы! Вам бы ещё костёр! Это же не защита, а гильотина! Всем же ясно, что работа достойная. Остальные претенденты были бы такими! Нечего пытать человека! Давайте голосовать, а отчет об ваших издевательствах направлю куда следует! ”

Крик происходил от Нины Евгеньевны Февралёвой. Её собственный авторитет и связи давали ей право называть события без всякой пушистой окантовки. Для голосования торжественно заходили за ширму, там оставались некоторое время и с нарочито равнодушным лицом являлись перед публикой. Итог: за – 29, против – 2. Мстительный начальник и его простоватый вассал на сей раз проиграли. Это был единственный случай! Написать диссертационную работу может каждый, но не всем без должного манера дано выплыть в море защиты. Главное в науке – выказать извилистым про­гибом подобающую преданность, смириться с расстерянно-испуганной улыбкой, пропитанной почитанием и волнением, а потом поклониться, попросить, пригласить, пообещать ... Иначе исследовательская глубина превратится в наказуемую дерзость. Канцелярские шумахеры неизводимы. От них пош­ло: ясность в науке недопустима! Её в науке не было никогда!

Заявление о положенном отпу­ске вкривь и вкось уже бы­ло раз­украшено десятками подписей. Там отметились завы и помы, руководители библиотек, складов, охраны, пожарной дружины, гражданской обороны, санитарной части, макетной мастерской, профком, местком ... за потерянную неделю, уда­лось собрать почти все разрешительные мнения. Оставалась только самая главная отметка директора института. Гордеев энергичным шагом отпускника подошёл к столу: „Александр Николаевич, подпишите, пожалуйста!” и мягко положил лис­ток перед уважаемым человеком. Тот посмотрел на разноцвет­ную размашистость, скривился и стал перечислять строки: директору ... заявление ... прошу предоставить ..., если отбро­сить титулы, получается всего три строки. На формате А4 вмещается почти сорок строк. Разделите три на сорок. Полу­чится, что бумага используется менее, чем на десять процен­тов. Из десяти листов исписывается только один, а девять выбрасывается в мусор в первозданном виде. А чтобы их изготовить, сколько надо израсходовать древесины, энергии, труда ...? Во имя чего страна должна работать вхолостую? Прибавим к этому потери воды, электричества, угля, торфа, рабочего времени, брака на производстве и всего, что порож­дается расхлябанностью. Можно ли жить хорошо при плохом отношении к делу? Вот Вам научное задание: предложить вариант использования бумаги ну хотя бы на 90%.