Пучина людская

Написать диссертационную работу может каждый, но не каждому дано выплыть в океане защиты. Большой удачей является, если её вообще заметят, а в случае обращения на неё внимания, возьмут в технологический прогон. Гордееву повезло: почти сразу же была назначена авторитетная комис­сия по оценке труда и вынесению приговора о том, стоит ли её рекомендовать к представлению на учёный совет или же отклонить. Как обычно в неё вошли трое маститых, из которых Дехтяренко обязали быть председателем и вершителем. Двое других, узнав с кем придётся вести учёные споры, немедлен­но отказались от участия в судилище и под предлогом полного доверия к объективности коллеги делегировали ему свои пол­номочия. Павла Ивановича поглотил азарт охотника. Ему из библиотеки были доставлены орфографические, синтаксичес­кие и прочие словари, решения всех съездов КПСС, эпохаль­ные выступления непогрешимых руководителей, биографии и списки трудов заведующего отделом, директора института и самог? президента академии наук Б. Патона. Стол покрылся колоннами фолиантов, места едва-едва хватало для всего, на что непременно следовало опереться при рассмотрении сугу­бо метрологического изложения. Теснота вынудила тощую стопку технической литературы сиротливо разместить прямо на полу, а саму диссертацию на начальственных коленях. Стоило было потянуться за нужной книгой, как поклажа на столе приходила в движение, низвергалась водопадом вниз, а уже прошитая научная работа шлёпалась на паркет, издавая недовольный звук. Всё это раздражало Павла Ивановича и свой гнев он обратил на соискателя. Однако больше всего его возмущало поведение этого выдвиженца в учёные: зная, что от мнения его, Дехтяренко, зависит дальнейшая собственная судьба, он не напросился к нему подобающим манером с извилистым прогибом, с расстерянно-испуганной улыбкой, пропитанной волнением, не попросил, не пригласил, не по­обещал... Это дерзость, похожая на вызов! Ну ладно! Вместо обычных десяти дней рецензент трудился месяц, что должно было убедить в невероятной внимательности к ответственно­му заданию. Наконец, появилось заключение. Отпечатанное, значит, окончательное. Без шансов на помилование! Первые три страницы раскрывали невнимательность, если не сказать равнодушие, а точнее – злостное игнорирование программных документов партии. Вот, например, на пятом листе приведено голословное утверждение, что, дескать, работа направлена на выполнение эпохальных рекомендаций съездов, но нигде ни словом не обмолвлено, каких именно съездов, какие пункты директив раскрываются так называемым диссертантом и в какой мере предполагается их разработка. Иначе не представ­ляется возможным сравнить задание и его исполнение. Уже одной этой выходки достаточно для возвращения чернового варианта возможной диссертации на длительную доработку. Но поскольку заключение готовилось тщательно, обнаружи­лась масса других ошибок, свидетельствующих о невысокой общей подготовке претендента. Так, замахиваясь на высокое звание учёного, соискатель, тем не менее, не удосужился со всей глубиной изучить труды нашего завотделом, директора института, не говоря уже о достижениях всеми нами уважае­мого Бориса Евгеньевича. Дело дошло до того, что фамилия Гриневич упоминается всего три раза, фамилия Милях – в двух случаях, а самого Б. Патона вспомнил лишь однажды. Это явные задатки гегемонизма, с которым наша идеология борется решительно и непримиримо. Далее, ему пора бы знать, что слова партия, съезд, правительство, верховный со­вет, программное положение, постановление и многие другие названия коллективных документов пишутся с большой буквы: читателя сразу же следует настроить на старательный поиск внутреннего смысла. Есть, так сказать, и рядовые замечания, подражательного размаха: витиеватые фразы, выдуманные слова, обилие иностранных терминов, длинные предложения с пояснениями в скобках, беспрестанные сноски и ссылки, а также прочие приёмы нагнетания наукообразия. Однако с этим можно смириться в силу неустранимой учёной заносчивости и, если бы не выходки, изложенные в начале заключения, работу можно было бы рекомендовать. А так? Разве полити­ческая зрелость приходит в одночасье? Пусть соискатель ещё поработает над собой, впитает наши ценности, возможно как-нибудь потом, когда-нибудь ... путь в науку открыт для всех достойных. Вопросы есть? Леса поднятых рук не оказалось: сотрудники знали въедливость докладчика. Только пригла­шённый коллега осмелился спросить: „А в чём же состоит тема исследований?” Павел Иванович водрузил себя в позу обличителя: „Разве вам неведомо, что диссертацию защищает человек? Неважно, какая тема! Неважно даже, насколько она разработана и актуальна, неважно, будет ли от неё польза или это делается для прокормочного престижа, если соискатель соответствует моральным канонам нашего учёного, то учёное общество примет его в свои ряды! Теперь, надеюсь, стала по­нятной бестактность вашего вопроса?” Других любопытных не нашлось, потому рецензент вручил измятую папку выскоч­ке, посягнувшему на святое место среди избранных. Понимая безысходность ситуации, Гордеев всё же начал править и совершенствовать своё детище. Сменилось несколько времён года и состоялось повторное явление Павла Ивановича на подмостках отдела. Критика была щадящей, поскольку рецен­зент всем видом уставшего и даже измученного человека демонстрировал безнадёжность что-либо втолковать такому уклончивому, хитрому и нахально настырному сотруднику, решившему несмотря ни на что всё-таки протиснуться в непорочные шеренги подлинных учёных. Да, конечно, стала лучше просматриваться генеральная линия партии, расширен список примеров того, как результаты предполагаемой дис­сертации можно применить в тематике нашего отдела, инсти­тута и особенно в работах всеми нами ... Бориса Евгеньевича, даже сложноподчинённых предложений убавилось и важные документы поименованы заглавными буквами. Но о чём это свидетельствует? Соискатель не способен к самостоятельной работе: он механически устранил прежние замечания и даже с перехлёстом. Так, из ограниченных ста пятидесяти страниц основного текста занял девять листов на доказательство того, что качество, на повышение которого нацеливает партия, измеряется всё же количественными методами, а те уже в свою очередь немыслимы без устройств, рассмотренных в его писании. Это же явное и очевидное стремление примазаться к мудрости установочных положений и под их прикрытием пробраться в учёные. Остальные претензии изложены на восемнадцати листах. Передаю их все тому, кто только тем и занимается, что отвлекает нас от насыщенного графика науч­ных исследований. И снова длительный этап вздувания пу­шистых выкрутасов на кружевах порожнего рвения. За ним последовал третий, четвёртый, пятый, шестой и когда счёт дошёл до седьмого заседания возмущённые сотрудники тихо потребовали рассмотрения работы на расширенном заседании учёного совета с приглашением специалистов сторонних организаций. Картина была траурно-праздничной, как и поло­жено при показательном распятии и наказательном сожжении. На сцене актового зала развешено около сорока плакатов, раскрывающих новизну и актуальность темы, на отдель­ном стенде прикреплены опубликованные статьи, полученные авторские свидетельства, акты внедрения, отзывы предприя­тий, а на рядом стоящем столе подмигивал индикаторными лампочками разработанный прибор, узаконенный в своих правах протоколом заводских испытаний. Казалось, даже го­ворить незачем: соответствие работы установленным требо­ваниям очевидны. Это понимание отобразилось в одобритель­ном гудении битком набитого зала и докатилось уже до председательствующего. Тот своим чередом открыл засе­дание и предложил, в силу убедительности представленного материала, сразу перейти к вопросам. Первым вскочил Павел Иванович. Да, так вот что я вам скажу. Моё мнение изложено почти на девяносто листах, работа, в общем, ничего. После прошедших доработок она стала и вовсе более-менее. Но всё-таки надо отметить кое-где ещё встречающуюся путаницу в пра­вильном приложении программных документов к пробле­мам метрологической отрасли. Почему, например, соискатель не отметил выдаю­щиеся достижения заведующего, директора и всеми нами ... Ах да, это я уже говорил. Если техническая сторона работы кое-как просматривается, то общественное лицо претендента остаётся неясным. Чем он занимается, скажем так, в рабочее время, в обед и после трудового дня. Гордеев стал перечислять свои нагрузки: профорг, инструк­тор гражданской обороны, лектор научного общества, орга­низатор сельхозработ, ответственный за порядок в коридоре и буфете, участвует ..., входит ..., контролирует, помогает, шеф­ствует, пропагандирует ... Ладно, достаточно!