|
20 августа. Суббота, вечером Так много препятствий для моего путешествия. Пока придёт ответ из Вены, я надумал в последний момент завтра утром податься в противоположном направлении – в гости к Пабсону. У меня был случай странным образом с ним переписываться: в тот день, когда я его искал и хотел ему писать в связи с болезнью моей сестры[117], пришло его письмо, где он интересовался <возможностью> издания своей книги на русском языке. И позавчера пришло его второе письмо. Блюменталь, оказывается, его хорошо знает, подробно его характеризовал, всё-таки искренне рекомендовал ехать к нему. Не знаю, как долго буду в отъезде. Жить буду в одиночестве и серьёзно возьмусь за свою книгу, давно задуманную. Философию Тагора я отчасти закончил, также сдал Раппе свою антологию песен о любви. С Твоей Поддержкой отправляюсь в путь. 5 октября. Среда В пятницу вечером я вернулся домой из Вены. Весь этот месяц кажется мне сном. Было тоскливо и грустно, было сознание большой ответственности и чувство долга. Были часы труда. Были моменты тягот и надежд. Была тревога, затем тишина и – свобода. Начну с Таллина. Оба свои путешествия я подробно обрисовал в письмах в Индию, потому здесь упомяну в основных чертах. В Таллине я оказался в воскресенье вечером, 21 августа. В первую очередь подыскал гостиницу, и так как было ещё не поздно, то направился в «Nomme» – Лесной парк к Беликову. Следующие дни провёл у него, поэтому и смог ближе прикоснуться к душе его и жены. Оба они очень серьёзные люди, возможно, что даже слишком серьёзные для своих лет, ему ещё только 27. Совсем недавно поженились, жене, видимо, придётся ехать в провинцию учительствовать, ибо он очень мало зарабатывает, работая в книжном магазине. Его жена состоит в группе Учения, в которой, кроме них, ещё трое. Он углубляется в Учение и старается применять в жизни. У него был туберкулёз, теперь – излечен. Его мать совсем больная. Жизнь их полна тягот и напряжений. Я верю, что у Беликова и его жены впереди великие этапы развития. Главное, они всё хорошо понимают и подходят к Учению с подлинным интересом и серьёзностью. За советом по проблемам Учения обращаются к кому-то из наших членов. Хотелось бы видеть в них больше звенящего простора. И его статья об Н.К., как мне кажется, написана несколько излишне интеллектуально. Но ведь у него впереди ещё широкое развитие. Мне хотелось бы более существенно подойти к душе Раннита. Я встречался с ним несколько раз. Хотелось обнаружить в нём нечто большее, чем богемного поэта. Беседовали мы только о литературе. Очерками Н.К. он восторгался всё же больше как литературными сочинениями. «Элементы религии меня меньше интересуют», – так он мне сказал. Беликов в последних письмах сообщал мне о нескольких отрицательных чертах в характере Раннита. Я знаю, что Беликов преувеличивает и немного односторонен в оценках. С другой стороны, я знаю, что в Индии верят, что в Ранните есть и потенциальные благие свойства, и когда-то придёт час его духовного пробуждения. Он работает декоратором в какой-то мануфактурной фирме. Между прочим, он пригласил меня в кафе своего друга композитора Фейшнера, где он проводит часть своей жизни. Но мне это заведение с прокуренным воздухом показалось «преддверием ада», хотя там и собираются некоторые художники и писатели. Своего истинного жилища, где каждая чуткая душа имеет свой заветный уголок, он мне так и не показал. — 243 —
|