Крутя в руке камешек от чёток, Антон три дня пролежал в номере гостиницы, никуда не выходя и ни о чём не думая. К нему никого не подселяли. Чай с бергамотом, лёгкая пища, по вечерам — нарды со швейцаром; время будто замерло, а потом пошло обратно: к школе, роману «Андрей Кожухов» и чёткам отца, которые Антон рассыпал и не мог собрать. Вскоре портрет Степняка-Кравчинского в «Юности» и антоново отражение в зеркале стали одним человеком. Смерть состоялась как непримечательное событие ничем не выдающейся жизни: Антон остался безучастным и к тому, и к другому. Его перестали мучить вопросы, поиск закономерностей, построение системы мироздания в целом. Новую жизнь он принял без энтузиазма, но и без возмущения, не ощущая потребности вернуться в Харьков, что-то прояснять, понимать, искать доказательства. Антон устроился работать на хлебопекарню. Выпечка хлеба заменила ему убийство людей. Антон женился, откуда-то у него появились машина, квартира и две взрослые дочери: казалось, после переезда в Измаил Антон начал жить назад и моделировать своё прошлое по-новому, иначе. Один раз, спустя месяца три или четыре после антонова увольнения, приезжал Андрей Петрович — проверить, как его протеже устроился на новом месте, но Антон от встречи и разговоров уклонился и слинял с друзьями на рыбалку. — Ни пуха ни пера, — пожелал Антону Андрей Петрович. — К чёрту, — ответил Антон. На этом разговор закончился, и Андрей Петрович уехал (похоже, вполне удовлетворённым). Не зная, что делать с портретом Степняка-Кравчинского из «Юности», Антон упаковал в него голубой камешек и носил брелоком на цепочке. Неясная литературоцентричность смерти больше не волновала Антона. Перечитав всё, что, на его взгляд, имело отношение к портретам, писателям и смерти: «Портрет художника в юности» Джойса, «Портрет Дориана Грея» Уайльда, «Портрет художника в щенячестве» Томаса, «Портрет художника в старости» Хеллера и другие книги, — Антон окончательно убедился в надуманности любых параллелей между литературой и смертью. Потом составил список: Симона де Бовуар, Уильям Теккерей, Габриела и Фредерик Мистрали, Сковорода, Лимонов, — и читал по этому списку. Бовуар оказалась — и это его не удивило — довольно вульгарной и бездарной, Габриела Мистраль понравилась, а Фредерика он нашёл излишне выспренным, Сковороду — устаревшим, в Лимонове отталкивал вторичный, недопережёванный романтизм. Загадок как бы больше не осталось. Однажды младшая дочь — Света — принесла из библиотеки подшивку «Юности» за 1963 год, Света готовила доклад по Аксёнову, Гладилину и литературе «оттепели». Антон бросился листать журналы и искать знакомые страницы, но уже спустя десять минут умаялся, остыл и так и бросил поиски. — 249 —
|