Между ушами. Феномены мышления, интуиции и памяти

Окончательного ответа на этот вопрос не знает никто, но кое-какие предположения сделать можно.

В о — п е р в ы х, природа не терпит скачкообразности. Ее дело — не радикальная реконструкция, а неспешная пошаговая шлифовка своих детищ в длинном ряду поколений. Можно сказать, что эволюция близорука, она двигается к цели не торопясь, путем плавных постепенных изменений. Природа не может одним махом перекроить свое творение, как заправский заводской инженер; ее девиз — постепенность. Если инженер проектирует свою машину так, чтобы узлы можно было заменять целыми блоками, то эволюция работает по принципу филигранной доводки мелких частей. Кроме того, всякое ее решение неявно предполагает возможность последующей трансформации. Скажем, лапа любой сухопутной твари при желании может быть преобразована в плавник, крыло, высокоспециа лизированную конечность наподобие клешни краба и т. д. Другими словами, в основе всегда лежит некий зачаток, обладающий веером возможностей, который видоизменяется в ходе эволюции. Это общий принцип. Именно по этой причине природа не додумалась до механических устройств типа колеса, потому что любое самое примитивное колесо должно иметь как минимум ось, обод, ступицу и какой-то аналог спиц. От спиц, впрочем, можно отказаться — тогда колесо будет сплошным. Эволюционировать ему решительно некуда, ибо колесо — всегда только колесо и ничего больше, оно немыслимо в виде многоцелевого зачатка. Колесо изначально совершенно и вдобавок конструктивно сложно.

Как мы знаем, фасеточный глаз — завоевание членистоногих, а у моллюсков и позвоночных глаза камерные. У древнейших кистеперых рыб, давших начало всем сухопутным позвоночным (и человеку в том числе), уже был камерный глаз. А вот членистоногие вместе с их беспозвоночными предками, населявшими первобытный океан, — совсем другой коленкор, потому что сия веточка отпочковалась от общего ствола в незапамятные времена, когда зрения, повидимому, еще не существовало. Проблему зрения эволюция решала по крайней мере дважды и в обоих случаях применила принципиально разные конструкторские находки. Одну линию живых существ эволюция наградила фасетками, а другую — позвоночных животных — камерным глазом. И сделанное радикальной переделке уже не подлежит. Поскольку мы унаследовали от древних рыб не фасеточный, а камерный глаз, то в ходе эволюции он только видоизменялся и совершенствовался. Заменить камеру на фасетки природа при всем желании не могла.

В о — в т о р ы х, ставить вопрос: почему природа поступила именно так, а не иначе — далеко не всегда корректно. Тогда можно спросить, например, почему скорость света — 300 000 километров в секунду, а не больше или меньше. Можно поинтересоваться, для чего природе вообще понадобилось ограничивать скорость распространения сигнала некоей предельной величиной. Или почему материальные тела не могут перемещаться со сколь угодно большой скоростью. Все это совершенно пустые вопросы. Так устроен мир. «Так природа захотела, для чего — не наше дело, почему — не нам судить», — однажды по-своему ответил Булат Окуджава.