Клиническая психотерапия

Второй раз мы встретились в ноябре 1976 г., когда он был направлен ко мне для лечения в кафедральную амбулаторию врачом, наблюдавшим его амбулаторно после выписки из нашей клиники. С тех пор пытаюсь систематически, в основном психотерапевтически, ему помогать.

Уже в первые наши индивидуальные беседы он отметил, что здоровое, природное и больное, постоянно непримиримо борются в нем, но больное и здоровое «объединены в одном организме общим стереотипом». Эта борьба идет без ощущения раздвоенности. Больное закрывает мир, «занавешивает личность», что есть самое тягостное в жизни, когда не чувствуешь себя самим собой, жизнь теряет смысл. «Лекарственная оглушенность» здесь не поможет, нужна какая-то более совершенная и тонкая защита. Ведь он не живет, а «невротизирует», т. е. «внешне более или менее удачно имитирует человеческую жизнь». За «коварным туманом имитации» субъективно — одиночество, замкнутость, беспомощность, а объективно, как он считает, за его спиной «мощнейшая поддержка самой природы, потому что живому свойственно жить, а не невротизировать».

Таким образом, больной еще до применения специальных эмоционально-стрессовых психотерапевтических приемов (лечение общением с природой и терапия творчеством) ждал мощного естественного (без ломания и заглушения личности) лечения, опирающегося на защитные силы самого организма, и робко пробовал сам лечиться в этом духе. Так, он уже раньше стихийно и осознанно стремился к тому, что напоминало, «повторяло» его детство, потому что это возвращение в детство, в пору еще довольно сохранного чувства собственного мироощущения, успокаивало. Он поставил на службе и дома лампу с зеленым абажуром, как в детстве. Тянулся целебно к коллекционным маркам своего детства, рассматривал в саду дачи и в лесу места, знакомые ему с детства. Хотелось записать на магнитофон шум колес поезда, бывший для него в детстве праздником. Тихой джазовой музыкой выводил себя из тоскливой апатичности, «вытягивал» себя с помощью этой музыки к простым поначалу движениям и хотя бы механическим хозяйственным делам.

Наши индивидуальные беседы минут по 40 1—2 раза в месяц сочетались с коллективными психотерапевтическими вечерами в уютной обстановке психотерапевтического кабинета, наполненного растениями, красивыми камнями, рыбками в аквариумах, с чаем, слайдами, музыкой и всевозможным творчеством членов группы от творения пирогов, как-то выражающих индивидуальность автора, до сочинения стихов, рассказов и рисования картин. В группе было еще четверо больных неврозоподобной шизофренией (3 женщины и мужчина), истерическая психопатка и циклотимик. Вечера в группе проводились 2 раза в месяц по 2,5 часа. Члены группы говорили о том, кто как научился помогать себе выбираться из депрессивности. Циклотимик рассказывал, как ищет в это время светлое, веселое, например, фотографирует красивых бабочек, яркие цветы. Больная невро-зоподобной шизофренией рассказывала, например, как в тяжелые часы депрессии ей более всего помогает «корыто», т. е. стирка или другая физическая работа. Другие говорили о целительном действии просветляющего их в депрессии поэтического или живописного творчества.