|
В июне-июле 1972 г. также без успеха лечился в нашей психотерапевтической клинике (психиатрическая больница № 12): индивидуальные беседы, аутогенная тренировка, гипнотерапия, функциональные тренировки, транквилизаторы в обстановке «чудесного психотерапевтического контакта с врачом». Через несколько месяцев после выписки из клиники больному удалось попасть на прием к московскому психотерапевту, знаменитому особенно своими научно-популярными книгами. Психотерапевт выслушал его внимательно и сказал, что дело серьезно, плохо, и он тут помочь не сможет. Сам больной обозначил заключение этого врача печальным словом: «крышка». Однако важно, что больной выслушал все это с некоторым удовлетворением — ему стало несколько легче хотя бы от того, что врач понял, почувствовал, как ему тягостно. Он спросил врача, что бы тот сам все-таки делал на его месте. Врач сказал, что прежде всего попытался бы «отбиться» от лекарств, например, с помощью голодания, и помог больному лечь в отделение лечебного голодания больницы Ганнушкина. Лечение в этом отделении (осень 1974 г.), как считает С, сняло то резкое ухудшение, что принесли лекарства. С тех пор нейролептики и антидепрессанты не принимает, если не считать литий. Карбонат лития осторожно под моим наблюдением пробовал принимать в январе 1980 г. по 1/4 табл. (1 табл. — 0,3 г) в день и через 3 недели пришлось отменить препарат вследствие соленого вкуса во рту, неприятной жажды, слабости и неприязненного отношения к препарату в связи с этим — при лабораторных анализах, не улавливающих концентрацию лития в крови. Представляется важным обобщенное сегодняшнее мнение больного о действии на него лекарств. Нейролептики и антидепрессанты основательно ухудшали состояние и вызвали глубокую неприязнь к ним. С. объясняет: «Когда болтаюсь в одном из своих болезненных состояний, рано или поздно (обычно через 1—2 недели) возникает ощущение просвета, с теми же лекарствами все «беспросветно». С лекарствами тягостно, без них, пока не отвык, — еще хуже. Испытанные комбинации, смягчающие страхи, «переводящие» их в безразличие — димедрол+тройчатка, эуноктин+радедорм, все в малых дозах. Но и от этих лекарств, особенно эуноктина, трудно отвыкнуть. Больной отмечает, что нейролептики, антидепрессанты и многие транквилизаторы, которые пришлось ему принимать, «анестезируют», но это усугубляет тягостное ощущение ускользания собственной индивидуальности, «ощущение робота». «Эти лекарства вызывают или усиливают, — пишет он,— дезориентацию до ужасов, столько там нового, незнакомого, неясного в плане изменения собственного мироощущения». — 170 —
|