История нравов России. Восток или Запад?

Весна превращена в отягченную плодами осень, зима становит­ся напоенным ароматами летом. Опрокинуты все законы приро­ды, и только воля государя повелевает ею» (296, 13-14).

Стиль барокко фиксирует как бы торжество священной особы монарха - выше его ни в идее, ни на практике никого просто-напросто нет. Вся жизнь его и окружающих его сонма придворных протекает в земном раю со всеми строгими пра­вилами этикета, увеселениями, наслаждениями и удовольстви­ями. Понятно, что на первый план выдвигается чувственность, предполагающая погибельную страсть и плотские наслажде­ния и порождающая мир пленительных иллюзий, где господ­ствует любовь со всеми ее манерностями, изысканностями и прихотливостями. Дворцовая жизнь, по замечанию Мариана Филяра, значительно усилила эротоманию: «Сто пятьдесят лет - между Тридцатилетней войной и Великой француз­ской революцией - были «золотым веком» аристократичес­кой и дворцовой галантности, великих королевских любовниц. Не существовало никаких ограничений полигамии и полианд­рии при королевском дворе и во дворцах аристократии, а те, кто избегал порока, выглядел чудаком или дикарем, отстав­шем от века...» (73, 8). Известно, что датский король поздра­вил Петра I с тем, что тот наконец-то «европеизировался» - завел себе любовницу (это означало, что любовные дела ни­кто не превращал в драматические события).

При дворе царствовали любовницы французских Людови­ков во главе с мадам Помпадур; и хотя они и не занимали трона, подобно Марте Скавронской, но фактически правили Францией. Вполне понятно, что придворная жизнь, полная чувственных удовольствий, была пышной и великолепной. Однако это приводило к расцвету различного рода язв и поро­ков, насаждаемых монархом вполне сознательно. Об этом до­статочно красочно говорится в «Мемуарах» Сен-Симона: «Во всем он (речь идет о Людовике XIV - В.П.) любил пышность, великолепие, изобилие. Из политических соображений эти свои вкусы он сделал правилом и привил их всему двору. Чтобы снискать его благосклонность, следовало без счету тратиться на стол, наряды, выезды, дворцы, безрассудно играть в карты. Это давало возможность обратить на себя внимание. Суть же была в том, чтобы попытаться истощить средства всех предста­вителей общества, в чем он и преуспел, превратив роскошь в достоинство, а для некоторых даже в необходимость, й доведя всех до полной зависимости от его благодеяний, дабы иметь средства к существованию. Кроме того, он тешил свою горды­ню тем, что имеет великолепный двор, при котором происхо­дит всеобщее смешение, стирающее родовые отличия. Единожды нанесенная, эта рана превратилась в язву, изнутри разъедавшую всех, поскольку со двора она немедленно перекинулась на Париж, провинции и армии, и повсюду люди, какое бы место они ни занимали, стали оцениваться по богатству их стола и роскоши: эта язва разъедала всех и каждого, вынуждая тех, чья должность давала возможность воровать, в большин­стве случаев делать это из необходимости увеличивать расхо­ды: наряду со смешением сословий, которое поддерживалось тщеславием и особыми видами короля, эта язва благодаря все­общему безумию все расширялась, и ее бесчисленные последст­вия несут не более и не менее, как всеобщее разорение и беспо­рядок» (243, 200-201). В итоге все закончилось кровавой Ве­ликой Французской революцией, когда революционный тер­рор обезглавил и короля с королевой и многих дворян.