История нравов России. Восток или Запад?

В 1736 году против тунеядства издается еще один указ: «Ежели из купечества и из разночинцев подлые неимущие пропитания и промыслов мужеска пола, кроме дворцовых Синодальных и Архиерейских и монастырских и помещико-вых людей и крестьян, а женска пола, хотя бы чьи они ни были, скудные без призрения по городам и по слободам и по уездам между двор будут праздно шататься и просить ми­лостыню, таких брать в губернские и воеводские канцеля­рии, записывая по силе прежних указов отдавать на ману­фактуры и фабрики; кого те фабриканты принять похотят, и давать им фабрикантам на них письма, дабы там за работу или за учение пропитание получали и напрасно не шата­лись... и тем отданным на мануфактурах и фабриках быть мужеска пола до 5 лет, а по происшествии 5 лет отпускать их с пашпортами». По указу 1753 года «шатающихся и бро­дящих по миру» мужчин-тунеядцев, годных в военную служ­бу, велено отдавать в солдаты, а негодных - на фабрики без указания срока их пребывания там (215, 180).

Однако никакие репрессивные меры не могли воспрепят­ствовать концентрации в больших городах лодырей и бездель­ников, которые не хотели трудиться и пребывали в празднос­ти. Мир социального дна, начиная с первой половины про­шлого века, когда в России стал стремительно ускоряться процесс капиталистического накопления, пополняется безра­ботными, опустившимися и другими обездоленными лицами. Контраст между богатством и бедностью становится поистине ошеломляющим, что влечет за собою рост пьянства, преступ­ности и проституции. Публицисты начала 1860-х годов много внимания уделяли пугающим темпам падения «общественной нравственности»; они, например, обращали внимание на «про­мышленный характер» разврата: «Нередко, - писал сотруд­ник журнала «Время», - даже мать продает в разврат свою дочь из-за гнетущей бедности» (54, 65). Иными словами, нра­вы мира социального дна зависят от общественных условий, господствующих в императорской России, от резкости соци­альной дифференциации.

Не следует забывать, что и крепостничество наложило свой отпечаток на нравы социального дна; это особенно ярко видно на примере блудниц, или куртизанок. В допетровс­кую эпоху православная церковь проповедовала длительное воздержание от греховных «соблазнов», причем эти нрав­ственные проповеди против проявлений сексуальности нахо­дили отклик в сердцах прихожан. Кстати сказать, представ­ление о «блуднице» эволюционировало: в московскую ста­рину вначале под блудницей понимали девицу, осмелившу­юся до брака вступить в интимную связь, и вдовицу, приве­чавшую мужчин, а потом стали называть и замужних жен­щин, «поймавших чюжого мужа» (85, 16). Блуд осуждался и не случайно в «Домострое» говорится о том, что муж дол­жен свою жену любить, что любодеев и прелюбодеев бог осудит. К тому же следует помнить, что сексуальные прегре­шения подлежали наказаниям, причем в отношении ряда про­ступков (за исключением сожительства или изнасилования) строгость наказания на практике зависела от пола. Иными словами, в московскую старину, как и в чужих странах, для нравов общества был характерен «двойной стандарт» - раз­личные нормы сексуального поведения для мужчин и жен­щин. Это значит, что внебрачные и добрачные связи жен­щин наказывались гораздо строже, тогда как любовные по­хождения мужчин, хотя формально и осуждались, в дей­ствительности повышали его общественный престиж.