В общем, с одной стороны, власть, с другой — свобода. Дискуссия на эту тему между Лаканом и Hyppolite довольно поучительна. Сравнивая власть Шарко в гипнотизме с «фрейдовской властью», Hyppolite (1966) делает вывод: «Значит, воля к власти при ее победе над сопротивлением сильнее, чем при простом подавлении этого сопротивления». Понимая, что иногда невозможно исключить «опасность принуждения пациента вмешательством аналитика», Лакан уточняет, что она существует лишь в современных методиках. «Однако по отношению к Фрейду, — добавляет он, — подобное обвинение в корне противоречит освобождающему эффекту его труда и его терапевтической деятельности» [Lacan, 1975, р. 37]. 179 Следовательно, Лакан выдвинул против гипноза в первую очередь этический аргумент. Осуждение было высказано без всяких оговорок в его «Римском выступлении», где после описания состояний, возникающих при гипнотизации, он заявил: «Мы отказываемся от всякой поддержки провоцирования таких состояний независимо от того, с какой целью они вызваны, — для выяснения симптома или для его лечения» [Lacan, 1966, р. 237]. «Римское выступление» датировано 1953 г.; в тот год было опубликовано сообщение о больной С. Можно считать, что оно содержало ответ, которого мы напрасно ждали четыре года назад. Жаль, что он касается не сути (как действует гипноз), а лишь формы (запрещено прибегать к нему). Отказ Фрейда от гипноза основывается на соображениях технического порядка (он считал, что, маскируя сопротивление пациента, гипноз мешает раскрытию причин имеющихся у него нарушений). Теперь это оправдывается прежде всего по моральным соображениям. Лакан задал тон своим ученикам, которые кое в чем перещеголяли учителя. В качестве примера можно назвать Roudinesco, которая в своей объемистой «Истории психоанализа во Франции» нападает на гипноз при каждом удобном случае. Полемический пыл порой приводит ее к откровенной лжи, как, например, в случае, когда она утверждает, что в начале своего существования психоанализ отказался от гипноза «по причине его варварства»! В ее глазах психоанализу постоянно угрожает то, что она называет «гипнотическим симптомом», определяя его в следующих выражениях: «Всякий раз, когда психоаналитическое движение испытывает тяжелый кризис, вопрос гипноза выходит на поверхность, но не как теоретическая проблема, а как симптом всегда активной политической реальности» [Rousinesco, 1986, I, p. 169]. Теми, кто говорит о гипнозе в связи с психоанализом, в действительности движут политические мотивы, ибо гипноз благосклонен к тем, кто с его помощью реализует возможность власти. Он заставляет вспомнить о «роли тайной Магии, так как он предписывает пациенту отречение от свободной вербализации своих симптомов». Тот же автор заходит так далеко, что усматривает в гипнозе некий «фашистский ритуал». Чтобы дойти до такой крайности, нужно иметь по отношению к гипнозу навязчивую идею, что, по нашему мнению, и является настоящим гипнотическим симптомом [Chertok, 1989]. — 148 —
|