|
— Что вы имеете в виду? — Я отвезу вас сейчас к вашей самой близкой приятельнице Виргинии Баградовне, вы скажетесь больной, отойдете от руководства опытным кабинетом, а когда все уляжется... — Нет, вперед! Я не привыкла отступать, тем более, повторяю, не чувствую за собой никакой вины. У меня официальное разрешение! Мы подъезжаем к нашему дому с верандой в разноцветных стеклах. И старенькая Акулина Яковлевна, застилая рукой глаза от солнца, стоит на крыльце. — Мама, смотри, как трогательно: Кулюша поджидает нас. Бабушка молчит, она всегда немного ревновала дочь к Акулине Яковлевне — мама очень любила ее. Однако, поднявшись на крыльцо, бабушка тепло здоровается с Акулиной Яковлевной. После первых приветствий та начинает рассказывать: — Елизавета Федоровна, приходили эти... пожарники! Так я упросила нашего водопроводчика Меркурьича поставить на чердаке ящик с песком. Бабушка торжествующе оборачивается к нам и, чисто по-кавказски вскинув руки, восклицает: — Ну, госяа-а, что я говорила?! Ночью за ней пришли. После ареста бабушки мама обратилась к известному ленинградскому адвокату Я. 3. Киселеву. Тот энергично взялся за хлопоты и вскоре сообщил утешительное известие о том, что никаких политических обвинений Бадмаевой не предъявлено и речь идет лишь о «незаконном врачевании». — Почему о «незаконном»? Ведь мама имела официальное разрешение горздравотдела и работала вместе с дипломированным врачом! Старый правовед развел руками: — Надо радоваться, что Елизавете Федоровне предъявили лишь такое обвинение... По этой статье — максимум два года. Могло быть гораздо хуже. Запасемся терпением и переждем самый острый момент. Но мол мама была непоколебимо уверена в силе закона. Она добилась приема у прокурора города и приступила к нему с теми же вопросами. — Если Елизавета Федоровна Бадмаева в чем-то виновата, я прошу судить ее открытым судом, как полагается по закону. Прокурор раскрыл тонкую папочку. — Бадмаева уже осуждена тройкой. Могу сообщить приговор: восемь лет лагерей с правом переписки и раз в год личные свидания. — Восемь лет?! — бледнея, воскликнула мама.— Но почему ее не судили по всем правилам? — Да поймите, что Бадмаеву нельзя было судить открытым судом! У здания суда собрались бы ее пациенты, что приобрело бы — 81 —
|