Доктор Бадмаев. Тибетская медицина, царский двор, советская власть

Входит Кулюша, одетая в парадное платье. Через окно смотрит на дорогу. Кого-то ждут, или что-то должно произойти... И я тоже

жду.

— Как там у них, порядок? По очереди или как?

— Не знаю, Акулина Яковлевна,— говорит бабушка. Слышен далекий звук подошедшего к остановке трамвая. От

остановки до нашего дома три минуты ходьбы.

— Ну-ка, Боря, пойди выгляни за калитку, не мама ли идет, не разгляжу,— просит Кулюша.

Я выбегаю. Идет мама, медленно, не как всегда,— не торо­пится. Она улыбается мне, и улыбается не как всегда, а устало. Мы входим в дом.

— Аидочка, ну? Благополучно? — Голос у бабушки дро­жит.

— Сдала...— отвечает мама без особой радости.

— Боже, какое счастье! Теперь ты — врач, с дипломом... Но отчего ты расстроена? — спрашивает бабушка крестясь и уже со слезами добавляет: — Если бы он знал!

Он — это Петр Александрович. Путь мамы к диплому врача был труден. В юности мама мечтала стать актрисой. Уже за одну внешность ее тотчас взяли на съемки в киностудию — там она и встретила своего будущего мужа. И здесь неожиданно желания бабушки и Сергея Гусева-Глаголииа сошлись: бабушка хотела, чтобы дочь пошла в медицину, а он хотел, чтобы его невеста не была киноактрисой,— знал нравы студии. Общими усилиями восемнадцатилетнюю Аиду отговорили от кино. Но у нее были музыкальное образование, абсолютный слух и ее приняли в кон­серваторию по классу рояля. Она блестяще окончила первый курс и... прочла свою фамилию в списке отчисленных. Обратилась за разъяснением в отдел кадров.

— Ваша фамилия Бадмаева?

— Да...

— Чего ж вы хотите? Странные люди! Отец в царских генера­лах ходил, а дочь претендует учиться в советском вузе...

Был 1926 год — год замужества Аиды Бадмаевой.

Выйдя замуж, она взяла фамилию мужа. И, уступая просьбам бабушки, поступила в школу медицинских сестер, считая — это на время. В медсестрах нуждались, ее взяли. По окончании школы маму (я уже родился к тому времени) направили в больницу Мор­ского торгового порта. Совсем на другом конце города. И од­нажды, в августе 1930-го, к маме в комнату вошла бабушка с газе­той в руках и, как передают, опустилась на колени со словами: «Аида! Это единственный шанс! Умоляю, ради памяти Петра Алек­сандровича...» В газете сообщалось, что для работающих медсе­стер и фельдшеров во 2-м Ленинградском мединституте откры­вается вечернее отделение.