Доктор Бадмаев. Тибетская медицина, царский двор, советская власть

по утрам лекарства.

У бабушки все шло раз заведенным порядком, и в 30-е годы у нас были кухарка, горничная Маруся, приходящие гувернантки; раз в неделю к нам являлся часовщик, швед, и заводил напольные часы Буре. Но главной была домоправительница — восьмидесятилетняя Акулина Яковлевна, Кулюша, помнившая еще крепостное право.

Поскольку некоторые представители власти сами лечились у бабушки, ей до поры до времени позволено было сохранять при­вычный для нее уклад. Но бабушка соблюдала правила игры. Когда в ее доме собирались гости, остатки старой петербургской интеллигенции, и кто-то начинал обсуждать действия большевиков (слово «большевик» не произносилось, были «о н и»), бабушка вставала из-за стола, вмешивалась по праву хозяйки: «Госпа-а, я прошу в моем доме не говорить о политике»,— и разговор смолкал. При всей доброте в бабушке была властность, которая подчиняла себе людей. Среди гостей бывали и ее пациенты.

В 30-е годы город и внешне, и по составу населения более, чем ныне, походил на старый Санкт-Петербург. Несмотря на бесконеч­ные репрессии и высылки «бывших», в уличной толпе мелькали интеллигентные лица, слышалась чистая петербургская речь... Впрочем, и средний коренной петербуржец любого сословия имел свое лицо и достоинство. И тот же пьяноватый водопроводчик Меркурьич, чинивший у нас краны, был личностью и работал с такой виртуозностью, какая и не снилась теперешним сантехникам.

«РАЗРУХА В ГОЛОВАХ»

Во дворе нашего дома был небольшой пруд, покрытый тиной. За ним поле, на котором мы сажали картошку. В начале 30-х это поле отрезали и стали строить там двухэтажный стандартный барак. Вдоль отрезанной части тянули забор. Довели его до пруда и остановились. Через несколько дней по самой середине пруда вручную деревянными колебашками начали вбивать сваи, ставить столбы. И над прудом, над водой тоже навис забор, как памятник сумасбродству эпохи. Мы, мальчишки, постепенно выдирая из забора рейку за рейкой, перебирались по нему с одного берега на другой.

Отворяются ворота, и во двор въезжает телега с вещами. Это семейство Курочкиных — муж, жена, двое мальчиков и старуха: им выдан ордер на бывшую пустующую дворницкую.

— Здравствуйте, здравствуйте!..— говорит женщина, слегка смущаясь.— Вот мы и доехали... Это мой старшенький — Миша, а младшего Толя зовут.

Мужчина, не здороваясь, идет прямо к дворницкой, там вместе с возницей сгружает скромные пожитки — матрасы, одеяла из раз­ноцветных лоскутков, деревянный чемодан, мешок...