Сразу хочу предупредить, что я не слишком люблю ссылки на понятие «постмодернизм». Оно слишком перегружено разноплановыми коннотациями. Но если уж ничего лучшего на данный момент нет, я буду его использовать, уточняя при этом его контуры и границы. Услышав, что речь пойдет об эпистемологии, некоторые читатели могут сильно напугаться, решив,
Одна из моих статей начиналась цитатой из работы Принцхорна, посвященной теме Gestaltung (ге-штальтирования): «Мы ищем смысл каждой формы, формирующейся в самом акте формирования». Я понимаю это так, что смысл формы моих умозаключений и особенно моих вопросов (которая есть их преходящая форма, форма, к которой я пришел на сегодняшний день) необходимо искать в том, что составляет процесс, путь. Это мой путь, и я должен говорить о нем напрямую, без обиняков. Фрагменты пути Мне повезло, что в начале 1980-х годов я в течение нескольких лет работал с Изадором Фромом, одним из основателей гештальт-терапии. Перед этим я уже учился гештальт-терапии и занимался ею в том виде, в котором ее создал Перлз во время пребывания в Изалене. Позже форма гештальт-терапии изменялась в ходе деятельности Кливлендского Ге-штальт Института, в особенности, благодаря работам И. и М. Польстеров). Мучительное острое сомнение заставило меня решительно отвернуться от сложившихся практики, теории и этики и обратиться к другому подходу, который уже тогда представлялся мне более взыскательным, хотя тогда я не мог полностью оценить все его следствия. Это был подход Пола Гуд- 38
мена, а также и самого Изадора Фрома, который во многих отношениях продолжал разрабатывать гудме-новские идеи. Впрочем, в те времена мне было трудно различить вклад Гудмена и вклад Фрома, потому что я открывал для себя одного через другого, и еще потому что, дважды проучившись на гештальт-терапевта, я ни разу не слышал, чтобы кто-то называл их имена. С первых же месяцев, как я стал использовать в своей практике модель Перлза, а затем кливлендскую модель гештальт-терапии, у меня сложилось впечатление — правильное или не правильное — что я быстро их ассимилировал, так что обнаружил их ограничения и увидел их тупики. А на модель Гудмена я опираюсь в своей работе уже более двадцати лет и мне все еще кажется, что я далеко не полностью ее освоил. Теперь, по прошествии некоторого времени, я могу сказать, что мне понадобилось шесть, а может и десять лет, чтобы преодолеть «интроекцию», частично замаскированную под «ассимиляцию»; и еще несколько лет, чтобы пойти дальше моих учителей и продолжить путь, открытый ими. Я вовсе не хочу сказать, что считаю совершенной модель, переданная нам Гудме-ном. Я утверждаю только, что она открывает поразительные возможности, и нам надо их увидеть и исследовать. — 17 —
|