Один к одному. Беседы с создателями семейной терапии

Л.: Эти слова действительно сегодня кажутся устаревшими – будто из некоего "ископаемого" языка. Сегодня у всех любимое слово – "прагматичный", мы все стали прагматиками. И тем не менее, как ни называйте, по-прежнему – во все времена, я думаю, – для каждого существует главный вопрос. Это вопрос о том, как правильно жить. Освященные веками нравственные раздумья не перечеркнула, не заменила собой метафора компьютерной программы, которая стала такой популярной. Идея, вы знаете, в том, что каждый – просто биокомпьютер, и его можно запрограммировать и так, и этак – вот якобы суть дела. Я думаю, Бог – там, у себя на небесах, как и прежде, и Он не мимолетная прихоть умов, хотя обычай говорить о Нем, конечно, недолговечная идиома.

Инт.: Я убежден, что в общественных науках в 50-60-е годы появилась группа пришедших из разных областей знания людей, которые стали пользоваться одной и той же идиомой, поскольку их представления о поведении человека во многом совпадали. Я имею в виду вас, Грегори Бейтсона, Джея Хейли, Эрвина Гоффмана, Джулиуса Хенри и, в определенном смысле, Томаса Заца. Насколько мне известно, только Хейли и Бейтсон работали вместе, но вы все критиковали традиционный взгляд на психопатологию и, помимо прочего, проложили путь семейной терапии. В этой группе, мне кажется, Гоффман был особенно близок вам. Книга Гоффмана "Ваш повседневный облик" – я бы сказал, "пара" к книге "Разделенное "я", написанной вами. А вот и его фраза, которую вы очень любите цитировать в своих сочинениях: "Кажется, нет другой такой силы, как другая личность, способной оживить для вас мир, или же – взглядом, жестом, словом – свернуть реальность, в которой вы пребываете". Недавно я узнал, что Гоффман умер. Вы когда-нибудь встречались с ним?

Л.: Всего раз, встреча продолжалась шесть или семь часов. Больше наши дороги не пересекались, хотя могли бы... Это была одинокая, такая одинокая душа. Мы познакомились то ли в 1961, то ли в 1962 г. Не помню, написал он к тому времени свою книгу "Приюты" или еще нет. Он предложил увидеться в кафе-молочной на окраине Беркли.

Был примерно час ночи, когда я вышел оттуда. Мы никогда не виделись, не знали друг друга по фотографиям, но узнали друг друга сразу же. Он напоминал пса – очень живого, очень сообразительного и очень настороженного. Он не особенно испугался меня, нет, не думаю, но в его облике была смесь отваги со страхом, так он смотрел в лицо ужасной действительности, решившись от отчаяния не придавать ничему значения. С Гоффманом было бесполезно искать утешения в трансцендентном. Он мог бы сказать вам: "Возможно, для Бога у него в небесах все хорошо, но – не для меня".