|
Так и Гомер. Плавное течение ионийского эпоса,
спокойный ритм, позволяющие уделять одинаковое
внимание и большому и малому, были бы абсурдны,
если бы мы представили себе поэта, озабоченного
выдумыванием темы. Поэтическая тема дана заранее,
раз и навсегда. Речь идет лишь о том, чтобы оживить
ее в наших сердцах, придать ей полноту присутствия.
Вот почему вполне уместно посвятить четыре стиха
смерти героя и не менее двух—закрыванию двери.
Кормилица Телемака
«Вышла из спальни; серебряной ручкою дверь за-
творила;
Крепко задвижку ремнем затянула; потом удали-
лась»8.
5. РАПСОД
По-видимому, общие места современной эстетики
мешают нам правильно оценить наслаждение, которое
испытывал милый и безмятежный слепец из Ионии,
показывая нам прекрасные картины прошлого. Пожалуй,
121
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
нам даже может прийти в голову назвать это наслажде-
ние. Ужасное, нелепое слово! Что бы подумал грек,
услышав его? Для нас реальное—ощутимое, то, что
можно воспринять слухом и зрением. Нас воспитали
в злой век, который расплющил вселенную, сведя ее
к поверхности, к чистой внешности. Когда мы ищем
реальность, мы ищем ее внешние проявления. Но греки
понимали под реальностью нечто прямо противополож-
ное. Реальное—существенное, глубокое и скрытое: не
внешность, а живые источники всякой внешности. Пло-
тин не разрешал художникам писать с него портрет: по
его мнению, это значило бы завещать миру лишь тень
своей тени10.
Эпический певец встает меж нами с палочкой дири-
жера в руках. Его слепой лик инстинктивно повернут
к свету. Луч солнца—рука отца, ласкающая лицо спя-
щего сына. Тело поэта, как стебель гелиотропа, тянется
навстречу теплу. Губы его слегка дрожат, словно стру-
ны музыкального инструмента, который кто-то настра-
ивает. Чего он хочет? Поведать нам о событиях, кото-
рые случились давным-давно. Он начинает говорить.
Вернее, не говорить, а декламировать. Слова, подчи-
ненные строгой дисциплине, как бы оторваны от жал-
кого существования, которое они влачат в повседнев-
ной речи. Словно подъемная машина, гекзаметр подде-
рживает слова в воображаемом воздухе, не давая им
коснуться земли. Это символично. Именно этого и хо-
тел рапсод—оторвать нас от обыденной жизни. Фразы
его ритуальны, речь—торжественна, как во время бо-
гослужения, грамматика—архаична. Из настоящего
он берет только самое возвышенное, например сравне-
ния, касающиеся неизменных явлений природы—жиз-
ни моря, ветра, зверей, птиц,—таким образом время от
времени вбрасывая крохотную частицу настоящего
в замкнутую архаическую среду, служащую для того,
чтобы прошлое целиком завладело нами именно как
прошлое и заставило отступить современность.
— 92 —
|