|
В итальянской живописи после первых опытов ху-
дожественные формы начинают господствовать над
формами объективными, то есть в картине появляется
объект деформированный, строго говоря, объект, от-
личающийся от реального, объект новый, в природе не
существующий и являющийся изобретением художни-
ка. Преображенный этот объект доставляет зрителю
некое особое удовольствие. Как будто в своем новом,
стилизованном облике он перед нами предстает таким,
каким он «должен быть», или, иначе говоря, в своем
совершенстве. Видно, есть в человеке потаенный кла-
дезь желаний в том, что касается формы зримых ве-
щей. Бог знает почему он предпочитает, чтобы они
были не такими, как в действительности. Действитель-
ность всегда кажется ему неудовлетворительной. И он
счастлив, когда художник представляет ему объекты,
совпадающие с его желаниями. Это и есть то, что
именуется Красотой. В течение трех веков итальянское
искусство было постоянным продуцированием Красо-
ты. Мир прекрасных образов—это мир, отличающий-
ся от реального, и человек, созерцая его, чувствует себя
500
ВВЕДЕНИЕ К ВЕЛАСКЕСУ
вне земного мира, экстатически переносясь в иной мир.
Наслаждение, внушаемое прекрасным,—чувство ми-
стическое, как любое другое чувство, приводящее к об-
щению с трансцендентным.
В процессе «украшения» реальных образов, каким
было итальянское искусство, приходилось все больше
оттеснять правдоподобие в изображении реальных
объектов и все более решительно подменять их истин-
ные формы формами стилизованными. Отсюда тор-
жество маньеризма, или стиля. Однако в этой операции
подмены есть одно неудобство: реальный объект, от
которого мы, увлеченные стилем, отправляемся, посте-
пенно исчезает, и на его месте остаются почти обосо-
бившиеся и как бы овеществленные пустые художест-
венные формы — прекрасные формы в чистом виде.
Тогда происходит чрезвычайно любопытное явление.
Прекрасные формы теряют силу воздействия и свою
значимость, ибо их миссией было поднять реальный
объект до его «совершенства», до его «красоты». Но
это подразумевает, что объект остается в новых фор-
мах самим собою. Если же искусство чересчур от него
удаляется, если от него остаются лишь смутные, едва
узнаваемые элементы, то магическая операция «укра-
шения» терпит неудачу и искусство, превратясь в чис-
тый стиль, утрачивает силу, становится схемой, лишен-
ной плоти. Тогда у художников и у публики наступает
странная усталость от Красоты и, сделав поворот на
сто восемьдесят градусов, они возвращаются к реаль-
ному объекту. Это и называется «натурализмом».
— 365 —
|