|
* В своей замечательной книге «Бытие и время», опубликованной в 1927
году, Хайдеггер дает жизни сходное определение. Не берусь определить
степень родства между философией Хайдеггера и той, которая вдохновляет
мои сочинения, отчасти потому, что труд Хайдеггера еще не закончен, отчасти
потому, что и мои идеи не получили еще адекватного представления в печати.
Но считаю свои долгом заявить, что обязан этому автору очень немногим.
Едва ли найдется два или три важных понятия Хайдеггера, которые не
существовали бы ранее, иногда на тринадцать лет ранее, в моих книгах.
Например, идея жизни как тревоги, заботы, небезопасности и культуры как
безопасности и заботы о безопасности содержится в моем первом произведе-
нии, «Размышления о «Дон Кихоте», опубликованном в 1914 году (!),— глава
«Культура — безопасность» (с. 116— 117). Более того, уже там было положено
начало применению этих идей к истории философии и культуры — на примере
частного, но столь важного для темы события, каким был Платон. То же
можно сказать об освобождении от «субстанциализма», от любой «вещности»
в идее бытия, если предположить, что Хайдеггер пришел к такому же понима-
нию этой идеи. Следует отметить, что я излагаю ее уже давно в своих
публичных лекциях в том виде, как она сформулирована в предисловии к моей
первой книге (с. 42). Далее она была развита в моих различных изложениях
теории перспективизма (сегодня я предпочитаю этому термину другие, более
динамичные и менее интеллектуальные)8. Жизнь как столкновение «я» и его
обстоятельств, как «динамический диалог между индивидуумом и миром» —
такие положения получили развитие во многих местах моей книги. Структура
жизни как предвосхищение будущего — наиболее частный leitmotiv моих сочи-
нений, обусловленный, конечно, моментами весьма далекими от проблемы
жизни, к которой я применяю его, вдохновленный логикой Когена. Точно так
443
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
На мой взгляд, подобный ботанизм Гете-мыслителя
во многом мешает признать плодотворность его идей
для решения насущных проблем современного человека.
В противном случае мы могли бы взять на вооружение
немало используемых им терминов. Когда, ища ответ
на вопрос, поставленный выше, на неотложный вопрос
«кто я?», он отвечал «энтелехия», то находил, возмож-
но, самое точное слово для того жизненного проекта,
того неотвратимого призвания, в котором заключается
наше подлинное «я»9. Каждый — тот, «кем он должен
быть», хотя это, вероятно, ему так и не удастся. Разве
можно выразить это одним словом, не прибегая к поня-
тию «энтелехия»? Но старинное слово привносит с со-
бой тысячелетнюю биологическую традицию, прида-
ющую ему нелепый смысл условного Зоон, чудесной
магической силы, правящей животным и растительным
миром. Гете лишает вопрос «кто я?» всей остроты, ставя
его в традиционной форме — «что я такое?».
— 324 —
|