|
Мы слегка утомились от статуи Гете. Войдите внутрь
его драмы, отбросьте холодную, бесплодную красоту его
изваяния. Наше тело, рассмотренное изнутри, абсолют-
но лишено того, что обыкновенно зовется формой и что
на самом деле является лишь формой внешней, макро-
скопической. Наше тело имеет только feinerer Bau6,
микроскопическую структуру тканей, обладая в конеч-
ном счете лишь чистым химическим динамизмом. Дай-
те нам Гете, терпящего кораблекрушение в своем су-
ществовании; Гете, ощущающего потерянность в нем,
ежесекундно не знающего, что с ним случится. Именно
таков Гете, чувствовавший себя «волшебной раковиной,
омываемой волнами чудесного моря».
Разве событие такого масштаба не стоит усилий?
Благодаря качеству произведений Гете мы знаем о нем
больше, чем о любом другом. Итак, мы — вернее, Вы
можете творить ex abundantia7.
Однако есть в числе прочего еще одна причина,
заставляющая предпринять такую попытку именно по
отношению к Гете. Он первым начал понимать, что
жизнь человека — борьба со своей тайной, личной судь-
бой, что она — проблема для самой себя, что ее суть не
в том, что уже стало (как субстанция у античного
философа и в конечном счете, хотя и выражено гораздо
тоньше, у немецкого философа-идеалиста), но в том,
что, собственно говоря, есть не вещь, а абсолютная
и проблематичная задача. Вот почему Гете постоянно
обращается к своей собственной жизни. Относить по-
добное настойчивое стремление целиком на счет его
эгоизма столь же неплодотворно, как пытаться при-
дать ему «художественное» истолкование — как будто
можно вообразить себе Гете, ваяющего собственную
статую. Искусство достойно самого глубокого уваже-
ния, но в целом рядом с глубокой серьезностью жизни
442
В ПОИСКАХ ГЕТЕ
оно легкомысленно и фривольно. И потому любая
ссылка на искусство жизни полностью безответствен-
на. Гете серьезно озабочен собственной жизнью как раз
потому, что жизнь — забота о самой себе*. Признав
этот факт, Гете становится первым из наших современ-
ников,—если угодно, первым романтиком. Ибо по ту
сторону любых историко-литературных определений
романтизм значит именно это, иными словами, до-
понятийное осознание того, что жизнь — не реаль-
ность, встречающая на пути определенное число про-
блем, а реальность, которая сама по себе всегда про-
блема.
Разумеется, Гете сбивает нас с толку, поскольку
его жизненная идея — биологическая, ботаническая.
О жизни, как и о прошлом, у него лишь самое внешнее
представление. Вот еще одно подтверждение тому, что
все человеческие идеи имеют лишь поверхностное зна-
чение для доинтеллектуальной, жизненной истины.
Представляя свою жизнь в образе растения, Гете тем не
менее ощущает ее, вернее, она для него существует как
драматическая забота о своем бытие.
— 323 —
|