Российский менталитет. Вопросы психологической теории и практики

В герменевтике иногда сближались (вплоть до отождеств­ления), иногда противопоставлялись, иногда употреблялись в прямо противоположных значениях понятия интерпретации и понимания [6, 9, 12, 13]. Мы предполагаем, что различие меж­ду интерпретацией и пониманием связано с мерой субъектив­ности, которая допустима в одном и другом случаях. Понима­ние, если речь идет о текстах, информации или научных дан­ных, должно быть прежде всего адекватно их содержанию и смыслу. Понимание текста не может быть пониманием проти­воположного тому, что в нем содержится. Другое дело, что, с точки зрения психологии, понимание это также активный, но именно интеллектуальный процесс, который был предметом исследовательского интереса многих психологов и целого кол­лектива под руководством С. Л. Рубинштейна. Это не исключа­ет того, также отмечаемого психологами факта, что понимание

Интерпретация в российском менталитете и психологической теории 245

предполагает и известную долю субъективности, т. е. раскры­тия для себя смысла [18]. Однако, при таком понимании дос­тигается лишь допустимая совокупностью его условий иденти­чность понимаемого и понятого. Тогда как при интерпретиро­вании может образоваться полная противоположность мнений, точек зрения, излагаемых в тексте и принадлежащих субъекту, а также создаваться новая композиция, новый гешталът, но­вый синтез. При понимании процесс идет от объекта к субъекту и возвращается к объекту. Но если возникают сомнения, воз­ражения, дискуссии с автором, то имеет место уже не понима­ние, а интерпретирование, идущее от субъекта как выражение его личной и личностной позиции. Поэтому понимание есть объект исследования психологии мышления (хотя оно может иметь и некоторые личностные особенности), а интерпретирова­ние, согласно нашей гипотезе — своеобразное единство созна­ния и мышления личности. Интерпретация, таким образом, есть выражение отношения субъекта к другим, себе, миру в це­лом, процесс осмысления и переосмысления действительности. Некоторые философы отождествляли интерпретацию со смыслом, что кажется наиболее близким психологическому подходу к проблеме: известна концепция Кассирера, различав­шего значение как объективное и смысл как субъективное, принятая в отечественной психологии. Но в такой трактовке исчезает механизм взаимодействия смысла и значения, т. е. смысл остается субъективным аспектом значения, «умирает» в том, кто его открыл «для себя». Т. М. Дридзе справедливо подчеркивает деятельностный характер интерпретации, но связывая ее только с текстовой деятельностью. Однако, если интерпретация понимается как деятельность интерпретатора, но при этом он ограничивается пределами текста, то сколь-бы активной не была его позиция, он должен достичь точки зре­ния, адекватной авторской. Поэтому мы не ограничиваемся только деятельностной парадигмой и, тем более, текстовой па­радигмой. Субъектная парадигма предполагает и активный, т. е. деятельный характер интерпретирования, и его индивиду­альный, даже индивидуализированный характер (что и отвечает, в конечном итоге, понятию «смысл»). Но субъектная парадиг­ма предполагает и то — самое главное, что мнение интерпрета­тора может претендовать на равную с авторской позицию. Оно не умирает в своей субъективности, а выносится, делеги­руется, отстаивается субъектом. Поэтому в акт интерпретирова­ния может быть включено и объяснение, и обоснование, т. е.