Разумеется, впечатление, которое производят на нас эти примеры, объясняется отчасти их экзотичностью. Не менее удивительные примеры тонкости восприятия легко найти в нашей жизни: утонченная чувствительность музыканта, дегустатора, ученого-гистолога; поразительная наблюдательность старого дозорного, опытного охотника или писателя. То, что родители из разных общественных классов объясняют шумное поведение своих детей кто усталостью, кто капризами, а кто детским соперничеством, по-видимому, факт того же порядка. Это свидетельствует об использовании различных гипотез разной силы, требующих для своего подтверждения внешней информации различного типа и отражающих различные приспособительные потребности воспринимающего субъекта. Можно еще больше приблизиться к функционированию индивидуальной личности, воспользовавшись одной исторической ссылкой. Л. Смит [52] пишет, что приставка само- (самоуважение, самооценка) появилась в английском языке не раньше XVII в. и ее появление совпало по времени с возникновением индивидуалистического учения пуританства. Так, слово самолюбивый введено в обращение в 1640 г., судя по дате, шотландскими просвитерианами. Интересно проследить постепенное изменение характера самовосприятия, вызванное революцией в области гипотез в эпоху Реформации. Мы вернемся к этому вопросу в последнем разделе. Не менее интересно рассмотреть изменения, происходившие в нашем восприятии аномального, отклоняющегося поведения по мере смены наших гипотез относительно умственного расстройства: теорию одержимости сменила теория вырождения, а последнюю — теория психической динамики. Очерк Зильбурга [62] о борьбе Корнелиуса Агриппы против теории одержимости в эпоху средних веков — это работа не только по истории медицины, но и по социальной психологии восприятия. Если данные восприятия (а по-нашему, внешняя информация) столь неопределенны в смысле их пригодности для подтверждения 101 или опровержения гипотез о причинах и последствиях наших поступков, то не удивительно, что борьба в области диагнозов поведения продолжается ныне почти с той же остротой, что и во времена Агрпппы. Возможно, особенно резко люди отличаются друг от друга восприятием социального окружения. Ибо в этой сфере гипотезы сильны, информация бедна, а приспособительные последствия весьма серьезны. В последнем разделе мы обратимся к исследованию того, как воспринимают причину некоторых фактов группового поведения экстрапунитивные и интрапунитивные лидеры, из которых последние чаще воспринимают себя как источник возникающих фактов. Действительно, содержание понятия интрапунитивности можно рассматривать как характеристику тех гипотез, с которыми индивид подходит к ситуации фрустрации. Он склонен оценивать неопределенную информацию как подтверждающую его собственную вину. Чем выше степень интрапунитивности, тем меньше соответствующей информации требуется для подтверждения собственной виновности. С усилением гипотезы эта черта личности приобретает невротический характер. Другими словами, гипотеза собственной вины подтверждается такой информацией, которую общество считает либо совершенно не соответствующей ей, либо неопределенной. — 71 —
|