|
Первые попытки собственно философской обработки мифа о ти- таническом злодеянии, превратившем растерзанное Бытие в трагедию вечного возрождения Мира из Хаоса и низвержения его обратно в Ха- ос (судьба умирающего и возрождающегося бога; параллельно - коло- вращение человеческих душ), - это исходное ядро всей античной на- турфилософии принадлежит орфическим и пифагорейским сектам, возникшим в процессе разложения все тех же общенародных диони- сических мистерий. Другими продуктами этого разложения стали элевсинские мистерии, доступные лишь посвященным, и, наконец, собственно трагедия в театре - храме Диониса, т.е. искусство. Классический пример воспроизведения родового рока в форме событий индивидуальной человеческой жизни - трагедия Софокла "Царь Эдип". Функция трагического искусства здесь состоит в том, чтобы помочь "зрителю" распознать грозный лик этого рока, прячу- щийся за фасадом "случайного" совпадения обстоятельств. В данном случае этот рок задается как пророческое проклятье, павшее на весь род Лайя - отца Эдипа; в следующей трагедии цикла, "Эдип в Коло- не", воспроизводится катарсис героя, осознавшего "первородную" вину отца собственной своей трагической виной, что дает слепому Эдипу чудесный дар ясновидящего прорицателя человеческих судеб вообще. Но в отличие от искусства, основанного на сопереживании зрите- лем "частной" судьбы героя, древняя ритуальная мистерия не прием- лет ни формы внешней случайности, ни тем более принципа пласти- ческой индивидуализации этой всеобщей судьбы. Как известно, в сво- ей исходной религиозной форме трагическая мистерия Диониса - это отнюдь не театральное "представление", которое можно было бы "со- переживать" в качестве "постороннего" зрителя. Здесь нет зрителей; каждый - действующее лицо, ибо цель оргиастического действа в том и состоит, чтобы каждого сделать непосредственно сопричастным родовой сущности, здесь каждый обязан непосредственно воспроизве- сти родовую судьбу. Участники ритуальной оргии - это не "зрители" и не "актеры". Это все они сами, исступленные богоубийцы, терзают кровавое мясо "бога" и совершенно всерьез, на деле преступают тут же священней- шие табу - экзогамные прежде всего. Потом они будут так же всерьез раскаиваться, будут оплакивать жертву62, рвать на себе одежды, цара- пая тело, сыпать на голову прах. И, наконец, мукой раскаяния "очи- стившись" от содеянного "греха", найдут счастливое разрешение тра- гического конфликта: с ликованием и просветленным сердцем по- мирятся с божеством; не с тем божеством, конечно, которое сами съе- ли - того уже просто нет, но с новым его воплощением в виде козла священного. — 122 —
|