Психология неадаптивной активности

Остается неясным, сосуществуют ли эти тенденции (принадлежащие различным категориям и уровням реагирования) единовременно и при этом относительно автономно друг от друга или “высшие“ как бы снимают в себе “низшие“. Сосуществование и противоборство означало бы, например, возможность таких сочетаний:

Все-таки более оправданной нам представляется другая гипотетическая модель принятия решения в ситуации потенциальной опасности — назовем её моделью “восходящего движения к риску“ или “восхождения к риску“ (см. рис. на с. 105).

В этой иерархически организованной модели активности адаптивному импульсу к бегству на каждом уровне восхождения (врожденные реакции, индивидуально-приобретенные, ценностно-обусловленные) противостоит неадаптивный “порыв“ к опасности. Победа “адаптивного“ над “неадаптивным“ импульсом приводит к отказу от риска. Когда же верх одерживает неадаптивная тенденция — субъект рискует.

Последовательно выявляющееся доминирование: оборонительной реакции над ориетировочной, страха перед фрустрацией над предвосхищением катарсиса, ценности риска над ценностью благоразумия — обусловливают отказ от риска. Противоположное соотношение (которое также может раскрываться “по-шагово“) последовательно выступает как фактор риска. Но эти тенденции могут быть и уравнены по “силе“. Заметим, что такое “уравнивание“ весьма возможно в силу действия механизма “самоподражания“: чем более угрожающимим представляются последствия рискованных действий, тем

105

интенсивнее переживание страха (“отталктвание“) и в то же время тем крепче спаяны мысленный выход и выход действенный в зону риска (“притяжение“ к опасности). Это и есть ограничение на защитные тенденции “изнутри“, о котором мы говорили выше. Когда различия между силами “отталкивания“ и “притяжения“ стираются, то выбор вариантов поведения оказывается, естественно, затрудненным.

Модель восхождения к риску

106

В этом случае анализируются побуждения, соответствующие более высокому уровню “восхождения“. Так, “балланс“ между оборонительной и ориентировочной реакциями индивида на неопределенную угрозу (поддерживаемый, возможно, механизмом самоподражания) служит фактором “включения“ более высокого уровня регуляции поведения, отвечающего индивидуальному опыту субъекта. Затронутыми здесь оказываются страх перед фрустрацией и предвосхищение катарсиса (“жажда острых ощущений“). В случае балланса между указанными тенденциями актуализируется ценностный уровень регуляции поведения, обусловленный усвоением социального опыта. Индивид при этом пытается в социальных ценностях найти опору для принятия и осуществления решения. Волевой акт вообще предполагает поиск дополнительных побудителей действия, в данном случае аргументов “за“ и “против“, относящихся как к поддержке, так и к отклонению побуждения к риску. Потребность пережить катарсис тогда находит опору в ценностях преодоления трудностей, бесстрашия и т. п., а страх — в соображениях здравого смысла и благоразумия. Принятие риска, равно как и отказ от него представляют собой акты, в которых проявляется воля индивида; ведь в обоих случаях необходимо преодоление конкурентного побуждения1. Преобладание ценностей риска над ценностями благоразумия выступает в форме активно-неадаптивного действия; противоположное соотношение — в гарантирующем сохранение status quo отказе от риска как “неоправданной авантюры“. Здесь следует особо отметить, что ценности риска (по крайней мере в европейской культуре) всегда сочетаются с ценностями осторожного поведения, иначе говоря, ценности риска не функционируют в виде всеобщих норм. По-видимому, так же, как и ценности благоразумия, осторожности, они не могут быть “положены“ в качестве всеобщих норм ни в одном обществе (хотя, безусловно, здесь есть и свои культурно-исторические особенности).