Предположим теперь, что нарушение запрета, как представляется человеку, может быть связано с весьма неблагоприятными для него последствиями, мысленное проигрывание запрещенного действия в этом случае заключает в себе также и образ возможного их результата, то есть включает в себя предвосхищение возможного неблагоприятного эффекта этого действия. В результате у человека рождаются опасения, тревоги, а они в свою очередь, как можно предположить, пробуждают действие особого механизма, который может быть назван механизмом “самоподражания“. О том, что образ может руководить движением, известно очень давно: с тех пор, как стали известны так называемые идеомоторные реакции. Сделав из небольшого грузика и нитки маятник, легко проверить это, повторив опыт Шевреля. Удерживая нитку в руке и закрыв глаза, следует только в течение некоторого времени представлять себе круг — и грузик будет двигаться по кругу и т. п. “Движение присущее образу, содержится в нем, — писал Рибо. — Знаменитый опыт с маятником Шевреля может считаться типичным. Нужно ли приводить другие? Возьмем для примера людей, бросающихся в прпасть из страха упасть в неё, ранящих себя бритвой из опасений пораниться; возьмем “чтение мыслей“, которое есть нечто иное, как “чтение“ мускульных состояний, и массу других фактов, прослывших необычайными только потому, что публике неизвестен элементарный факт, что всякий образ содержит стремление к движению1. При всей “элементарности“ данного факта, во всем ходе рассуждений Рибо, однако, остается какая-то недоговоренность. Если каждый образ и заключает в себе элемент движения, то все-таки необходимо согласиться с тем, что последний может сохранить себя в виде лишь возможности движения, не превращающейся в исток (или росток) реального движения, прорывающегося вовне. В противном случае, то есть если бы каждый образ непосредственно переходил в движение, человеческое тело было бы обуреваемо сонмом импульсов, внутренне не связанных между собой и переживаемых в виде неупорядоченных, лишенных какой-либо логики побуждений (нечто подобное происходит и при так называемом “полевом поведении“, которое наблюдается в детстве, а также у взрослых — при поражении лобных долей мозга1. Не исключено, что только те представления, которые активно “проигрываются“ индивидом, являясь объектом мысли, заключают в себе импульс действия, “заряжены действием“. Этот взгляд согласуется и с позицией Иммануила Канта, который со всей определенностью подчеркнул глубокую связь, существующую между мысленным образом предмета и действием. “Мы не можем, — писал Кант, — мыслить о линии, не проводя её ...“. В этом, надо думать, и есть корень того, что образ может переходить в действие. Но он для этого должен быть проигрываемым в голове, т. е. быть образом именно мысленным. Тогда становится понятным условие возникновения соответствующего внешнего движения (или побуждения к нему): движение, реально осуществляемое индивидом во внутреннем плане, может рассматриваться как исток движения, осуществляемого вовне (тенденция к последнему может переживаться как побуждение, стремление к действию). Но и это — еще не окончательное решение проблемы. Ведь далеко не любой образ, составляющий содержание активного представления, выражает себя в реальном движении тела. В маятнике Шевреля эффект повторения во внешнем действии действия внутреннего достигается за счет того, что испытуемый лишен возможности осуществлять зрительный контроль за производимым действием. Здесь, кстати, нет и никакого выбора действия, постановки какой-либо цели. Далеко не все то, что рисуется в воображении (или, если воспользоваться термином Дж. Мида — “репетируется“ в воображении проигрывается наяву. На то и существует, согласно Миду, воображение, чтобы, воображая что-либо, то есть проигрывая альтернативные варианты действия, производить впоследствии выбор, предпочитать один и отбрасывать другие — те, что не представляются годными. Почему же все-таки некоторые “репетиции“ оказываются роковыми: высвобождают заключенный в образе “заряд“ движения? Дорого поплатился гоголевский Фома за то, что не смог сдержаться и взглянул на Вия! Фома не смог не выполнить наяву то, что проделал — 67 —
|