|
взрослых, но вполне естественно, если взглянуть на него глазами детей (“Такая интересная передача!“, “Что, если я немного покатаюсь?“, “Разве у меня плохо получается, когда я колю орехи рукой?“, “В конце концов я только хотел попробовать!“). Поведение дедушки можно было бы списать на его годы, если бы по утрам он не бегал трусцой и не был внештатным корреспондентом злосчастной “Недели“. Кроме того: “Вы же ничего не читаете, вы не знаете, что происходит в мире!“ Большинство членов семьи, по крайней мере, на уровне декларируемых побуждений, пусть на небольшом отрезке пути, действовало в одном направлении. “Неадаптивность“ заключалась в том, что у некоторых участников этой ситуации намечался сдвиг побуждений или намерений от групповой цели к индивидуальной. Такой сдвиг возвращал их в лоно собственных побуждений, по отношению к которым их поведение могло бы рассматриваться как вполне адаптивное. Норма индивидуальной активности (заключающаяся здесь в отсечении всего, что не относится к делу, к “коренным“ интересам) оказывалась при этом нетронутой. Взгляд на поведение человека как на адаптивное находит как будто бы убедительную поддержку при конструировании идеала оптимально устроенных систем. В самом деле, что может быть, скажем, разумнее, чем потребовать от живой системы максимально полного соответствия между поведением и побуждающими его источниками? Однако точка зрения изначального соответствия между тем, что совершает субъект, и тем, к чему он стремится, ставит нас перед лицом принципиальных трудностей. Вот одна из них. Как объяснить, например, появление новой цели, если в пределах предшествующего действия индивид стремится элиминировать все, прямо не относящееся к делу? Постулат сообразности навязывает два варианта ответа. Первый: по достижении предшествующей цели субъект мгновенно выдвигает новую цель. Но этот ответ явно разочаровывает, ведь тогда факт её возникновения должен выглядеть столь же сверхъестественным, как и магическое появление кролика в шляпе у фокусника. Второй допустимый ответ: новых целей как таковых вообще нет; существуют лишь подцели некоторой “конечной“ (у Р. Акоффа и Ф. Эмери1 — “недосягаемой“) цели. Но этот взгляд — по существу преформистский — вряд ли будет безоговорочно принят даже теми, кто разделяет постулат сообразности. Если на первой ступени анализа постулат сообразности выявляет свою методологическую ограниченность при интерпретации фактов поведения, не укладывающихся в прокрустово ложе какого-либо одного исходного отношения, то на второй ступени анализа мы вынуждены принять, что интеграция этих ориентаций также не исчерпывает и не охватывает собой всех проявлений деятельности человека. И хотя необходимость адаптивных поведенческих актов бесспорна и очевидна, нельзя мыслить себе, что по-настоящему существенное в личности индивида исчерпывается отношениями, взятыми постулатом сообразности за основу2. Личность как “специально человеческое образование ... не может быть выведена из приспособительной деятельности“ (А. Н. Леонтьев). — 21 —
|