|
Для пансемиотического субъекта система языка не выглядит “черным ящиком”, внутренняя логика которого недоступна пониманию. В своей речевой практике он исходит из того, что лингвистические конвенции в высокой степени автономны — вплоть до способности “глубинной грамматики” (системы скоординированных способов употреблений слов и выражений естественного языка) определять, чт? в контексте конкретного высказывания следует считать реальностью, а чт? — ее описанием, и свободно переключается в дискурсии с одной точки зрения на другую. Специфика пансемиотического мировосприятия достигает предела в особой точке зрения на реальность, когда последняя трактуется как знаковая система высокой степени сложности, настолько сложная, что обыденным сознанием она воспринимается как незнаковая: “Специфика понятия реальности как раз состоит в том, что в ней огромное количество различных знаковых систем и языковых игр разных порядков и что они так сложно переплетены, что в совокупности все это (реальность) кажется незнаковым. При этом для человеческого сознания настолько важно все делить на два класса — на вещи и знаки, на действительное и выдуманное, что ему (сознанию) представляется, что такое деление имеет абсолютный онтологический характер” [18, с.160]. При этом трактовка реальности как семиотической системы вовсе не делает первую чем-то нематериальным и абстрактным. Речь идет скорее о тех свойствах и качествах реальности, которые преимущественно воспринимаются, — не столько о самих предметах и явлениях, сколько об их значениях и связанных с ними смыслах. Эту особенность человеческого восприятия Ю.М.Лотман называл “презумпцией семиотичности” и выводил ее из социальной, культурно-исторической природы сознания. Но если семиотические интуиции коллектива, оформляющие принятый в конкретном обществе способ видения мира (конвенциональную модель), не простираются дальше простого понимания элементарных знаков (письмо, счет) и общеизвестных символов (змея — мудрость и опасность, весна — молодость), то пансемиотический субъект способен к более сложному восприятию реальности как знаковой системы. Он практически реализует известный постструктуралистский тезис “жизнь как текст”. Выступая как автор дискурса собственной жизни, в процессе политической деятельности он может способствовать разрешению проблем, целенаправленно изменяя соотношение “текст–реальность”. Этот процесс ре-интерпретации происходит в жизни и сам по себе. Люди склонны время от времени пересматривать системы своих личностных смыслов. Естественные процессы семиотической регуляции жизни обусловлены изменением контекста (с годами накапливается опыт), выдвижением новых целей, масштабными общественными и культурными переменами (становление независимого украинского государства, оформление лингвокультурного единства нации) и т.д. Однако естественные социально-политические процессы протекают недостаточно быстро. Необходимые трансформации могли бы стать гораздо эффективнее, если бы опирались на понимание глубинных семиотических механизмов этих преобразований. В распоряжении пансемиотического полити- ка — богатый набор средств воздействия на процессы языкового моделирования опыта, которые столь же мало осознаются большинством людей, сколь много значат для их здоровой и счастливой жизни. — 72 —
|