|
В отличие от пространств деятельностного бытия человека любое поле созерцательности самодостаточно: человек часто не удовлетворен своим жизнедеятельностным бытием, но очень редко сознает ущербность собственного созерцания. Поэтому и миграция по пространствам созерцательности (кроме возрастной, когда ребенок к трем годам становится эгоцентриком, а затем он или остается в СI, или мигрирует в иные зоны) — скорее исключение, чем правило. Человек не обречен оставаться в том или ином поле, но если продуктивность деятельности понимается как культурная значимость и в основном определена социально, извне для человека, то оценка сопричастности созерцания является функцией переживающей личности, задана не “извне”, а “изнутри”. Встроенный в созерцательность механизм самодостаточности есть не что иное, как возможность самовнушения, убеждения человеком самого себя в том, что его созерцание достаточно полно и продуктивно. Бытие в пространствах СIII и CIV сопряжено с перманентностью усилий, направленных на то, чтобы оставаться в их пределах, ибо духовность не может остановиться в развитии, она либо возрастает, либо, по прекращении усилий, неизбежно разрушается. Здесь действует закон несохранения, обязательность возвышения, стремления к новым высотам (в CIV, например, необходима постоянная практика медитации). Миры неподлинной сопричастности СI и СII, наоборот, обладают минимальной энергетикой: чем меньше усилий прилагает человек, тем прочнее он там утверждается. И если в мире эгоцентрика (СI) тонкость и глубина чувств носят превращенный (ибо лишены перспективы, замкнуты сами на себя), но все же реальный характер (они есть, они ценятся), то в бездуховности СII они лишь имитируются. Как шарик, вброшенный в полусферу, успокаивается на дне потенциальной ямы, так скатываются души, перестающие гореть, к тлению и прозябанию в СII. Созерцательность синтетична по своей природе. Аналитическая возможность вычленения ее аспектов (например, эстетического, нравственного и др.) отнюдь не свидетельствует о какой-либо их отдельности и самостоятельности как разных видов созерцания. Поэтому в сравнении с анализом деятельности, реально разветвленной ее разными видами, здесь ситуация проще — нужно измерить и установить одно, а не многое. Другое дело, что менее конкретен и нагляден сам феномен созерцательности, и эта его расплывчатость и субъективные перетолкования являются источниками трудностей для психологического исследования. Особую проблему составляет идентификация личностей с пробуждающейся духовностью — людей, уже ощущающих смутное недовольство поддельными структурами квазисопричастности, но еще не обретших радости и труда подлинной сопричастности. В таксономии созерцательности мы должны отвести им отдельное место в дополнение к четырем базовым типам. — 30 —
|