|
Мы способны хоть как-то разобраться в них, наблюдая собственную активность, то, как мы конституируем условия бытия. Ментальность современного человека открывает его как действующее лицо. Если в классической схеме универсума глубина человека измерялась последовательностью шагов рефлексии — представить представление, затем представление представления и т.д., — то теперь сложность человека, помимо способности рефлексии, заключена прежде всего в изначально активном бессознательном, потаенно вмещающем условия бытия и формирующем те самые представления (ментальные формы), в которых ранее видели лишь безразличные копии вещей. Человек обнаружил себя там, где ранее оставался невидимым, и эта найденная биологическая и социокультурная природа, сосредоточившая ценности и опосредующая его взаимодействия с миром, оказалась истоком активности. Полагая себя центром универсума, наша ментальность, однако, тут же делает уступку, ограничиваясь от трансценденции условиями постижения и самоосуществления: тем самым сосредоточивший ценности центр фактически смещен на пограничье собственного бытия, в опосредующий слой, где Я и мир, субъективность и объективность, культура и природа смешаны и слиты. Так мы постулируем себя как деятельностное существо, а рефлексия условий деятельности становится исходным этапом превращения наших замыслов и любознательности в технологии и науки. Хорошая рефлексия и изобретательность позволяют развернуть спутанный клубок трансценденталий в линейную, эмпирически интерпретируемую последовательность научно-технической и логической речи — т.е. открывают возможность успешной формализации. Другим ударом по мнимой уникальности и универсальности стратагемы формализации явились убийственные результаты теоремы Геделя о невозможности обоснования полноты и непротиворечивости любой формальной системы ее собственными средствами. Твердыня и предмет гордости превратились в уязвимое место, формализация с необходимостью дополняется интерпретацией — дешифровкой лежащих за формами смыслов, свободным, не скованным логической необходимостью и последовательностью поиском неочевидных значений постигаемого среди смыслов, накопленных временем и культурой. Трансценденталии и условия человеческого бытия составляют как бы два полюса, между которыми благодаря встречному движению формализации и интерпретации существуют биения силового поля современной культуры. Но если формализация вполне определенно постулирует потусторонность трансценденции условиям бытия человека, то интерпретационный поиск с готовностью обнаруживает трансцендентальные смыслы не только за пределами человеческого бытия, но и в нем самом. Не между этими ли двумя типами трансценденции мы стремимся разместить конституированный нашей ментальностью универсум и ищем его мнимый центр? — 20 —
|