|
Завязший в глубинах мира артефактов, как насекомое в янтаре, человек обречен смотреть на мир сквозь искажающую и окрашивающую толщу. Его ментальность рассматривает техногенную жизненную среду не только как благо, но и как источник спасения. Он и впрямь может подумать, что не исчез и не превратился в прах только потому, что окружил себя этой спасительной сгущающейся оболочкой. Он часто охотно ограничивает себя путешествиями в ее спасительной толще, собранием коллекций накопленных временем сокровищ и тогда говорит — в истории уже было все; или, наоборот, озабочен ее приростом и тогда полагает, что прошлое — это только преодолеваемая обуза. Техника из одного из средств самореализации человека незаметно и жутко зачастую становится ее преимущественной целью, жизнь человека — придатком и частью машины. Сметет ли век техники в небытие культурное наследие, застынет ли человек в обезличивающей бездуховности стандартизации, а общество — в стереотипе и убожестве растущего потребления? Именно эта безрадостная перспектива беспокоила уже романтиков, а у Кьеркегора и Ницше тревога перерастает в отчаяние. Смутная неудовлетворенность и фрустрация обывателей техногенной цивилизации резко усилились в ХХ в. с обнаружением реальности экологической катастрофы. Спасительная оболочка мира артефактов вдруг превратилась в источник главной опасности. Как, наверное, ни в одной иной цивилизации, невротизм стал обыкновением. Человек теперь чувствует себя погребенным под толщей “второй природы”, стремится вырваться из ее удушающих объятий. Великолепно отлаженная действующая машина для многих — не образец бытия и его будущее, а его злая карикатура. Где же нашел человек эти новые ценности, как обнаружил смыслы и точки опоры за пределами как будто бы абсолютно поглотившей его драгоценной плотности искусственного мира? Вопрос о ценностях, составляющих главную смысловую ось ментальности, ее несущий стержень, применительно к схематике универсума заключается в том, чтобы понять, какой же именно элемент схемы универсума является ее аксиологическим центром. В античности, например, таким центром был Космос, а в средневековье — Творец. Современный же Homo faber, покоривший мир, сам стремится вообразить себя его центром. Что, кроме самонадеянности, означает настойчивое модернистское стремление поставить человека в центр универсума? Этому, на наш взгляд, есть гораздо более глубокие основания, чем эгоизм, гордыня и тщеславие. Один из важнейших результатов развития культуры последних двух столетий, если обобщить мировоззренческий смысл многих достижений науки и философии, состоит в открытии небеспредпосылочности любых наших актов постижения и самоосуществления. Tabula rasа — нелепая и архаичная спекуляция уже для Канта и Менделя, психологи и культурологи стремятся отрефлексировать архетипы, Фихте и Гуссерль ищут “чистые формы” постижения, после Кассирера или Бора субъект и объект познания немыслимы в абсолютном отстранении. Сам акт бытия человека возмущает мировой порядок и является его частью. — 19 —
|