|
системный подход) виноват в том, что "психология при всем том остается МИСТИФИЦИРОВАННОЙ. Она движется в рамках ОТЧУЖДЕНИЯ: в мире ФЕТИШЕЙ" (Выделено авторами — В. З., Е. М.). Помилуйте! О какой психологии идет речь! Слов "западной" или "буржуазной" в тезисах нет. Необихевиоризм и единственное имя "Скиннер!" едва ли заслуживают такого разрушительного пафоса. Да и А. Н. Леонтьев никогда не был знатоком англоязычной психологической литературы. Он великолепно знал французскую психологию, но всегда писал о ней во вполне парламентских выражениях. Остается одно: "кошку бьют — невестке понять дают". Критика направлена в основном в адрес системного подхода в советской психологии, который уже стал противопоставлять себя психологической теории деятельности, то есть подлинно марксисткой психологии. Мы написали "в основном", а не в целом, не случайно. При внимательном чтении здесь обнаруживается и самокритика. А. Н. Леонтьев предлагает утвердить вместо позитивизма, то бишь системного подхода, другие методологические позиции. И это последовательно марксистские позиции, подчеркивает он. Казалось бы, это протест против системного подхода справа, с позиций ортодоксов. Но что-то мешает согласиться с этим. Он сам осознает шокирующий характер этого тезиса после ПОЛУВЕКА марксистской психологии. Это ведь вопрос прежде всего к самому себе. Вопрос, с которым, по его словам, нужно спокойно разобраться. Ортодоксам всегда все ясно, у них не возникает сомнений, а А. Н. Леонтьев переполнен ими. Значит это критика ни слева, ни справа, а со стороны науки, это желание еще раз осмыслить методологическую (а не идеологическую) научную проблематику и ситуацию в психологии. Позволим себе усомниться в спокойствии автора. Ученый в свои 68 лет решил разобраться в главном деле своей жизни. Похоже, что ситуация драматическая. Это впечатление усилится, если мы обратимся к тому месту тезисов, где речь идет о неуловимости, эфемерности предмета психологии — его "сверх-чувственности". Чувствуется, что об этих свойствах предмета психологии А. Н. Леонтьев пишет с симпатией. У него нет агрессии по поводу "исторически подтвержденных НЕУДАЧ исследователей вырваться в психологии из чистой "созерцательности". Он даже не очень обижается на тех, кто, вырываясь из нее, утрачивал предмет психологии, подменял его, вставал на путь редукционизма. Протест возникает по поводу ВСЯЧЕСКОЙ, ВСЕСТОРОННЕЙ и НАСТОЙЧИВОЙ маскировки трудностей. И здесь мы подходим к главному вопросу. А не маскирует ли эти трудности и психологическая теория деятельности? Он ведь не возражает, что чистая "созерцательность" дала нам некоторые пусть не очень богатые сведения об "эфемерных" свойствах предмета психологии. — 138 —
|