Ещё в начале моей врачебной деятельности я нашёл этот приём, который часто выручал в подобных ситуациях. Поточная система приёма в поликлинике практически исключает индивидуальный подход к больному и напоминает конвейер. Позиция работающего в таких условиях врача может выражаться в нескольких вариантах.[293] Если врач достаточно квалифицирован, он чаще всего прибегает к позиции «молчаливого мастерства». Он убеждён, что его дело — ставить диагноз и назначать лечение, а не вести разговоры с пациентом. Не обязательно объяснять больному, чем тот болен, каковы перспективы лечения, что будет назначено, а тем более согласовывать с ним свои действия. Эта позиция напрямую связана с так называемой патерналистской моделью отношений врача и пациента, но без психологического взаимодействия. У этой модели есть свои преимущества перед моделью информированного согласия. Вот конкретный пример. Не так давно умер актер Евгений Евстегнеев. Хирург так долго и подробно объяснял, какую именно кардиологическую операцию он собирается провести, что сердце известного актера не выдержало.[294] А вот совсем другой пример из врачебной практики архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого). Пожилая женщина пришла к нему с гнойным воспалением ноги. Узнав, что требуется операция, она стала расспрашивать, что именно будет сделано. Великий хирург не стал объяснять подробности малограмотной крестьянке: «Тебе это знать не обязательно. Но ходить ты будешь». И она действительно стала вполне здорова после операции.[295] Но чаще бывает так, что врач каждому своему пациенту говорит: «Вы что, больше меня знаете?», никак не соотнося это с личностными особенностями пациента. Другой вариант. Врач где-то слышал (или догадался сам), что больным требуется внимание. Он вырабатывает некую маску «вежливого доктора», которая в ряде случаев срабатывает. Но иногда бывают и проколы. О подобном случае рассказывал на примере старого доктора Вахтера великий хирург Н.И. Пирогов. Уважаемый доктор не любит аптеку и аптекарей. Он предпочитает прописывать больным домашние средства, а из них чаще ромашковый чай. Однажды ночью стучат к Вахтеру. Стучат долго: не так просто разбудить почтенного доктора. Но вот наш друг поднялся, отыскивает впотьмах одежду, ощупью выбирается по темному коридору к парадной двери. Узнав, в чём дело, он не спеша следует за родственником больного. На это всё уходит много времени. Больной уже успел отдать Богу душу. В темноте, подойдя к кровати умершего, Вахтер произносит свою обычную в таких случаях фразу: «Попейте-ка ромашкового чая, мой милый, уж поправитесь». Вслед за этим бодрым началом Вахтер берет руку умершего, чтобы сосчитать пульс, но замечает, что рука холодна, как лёд, и тяжела, как камень. Будучи вежливым человеком, Вахтер считает своим долгом извиниться: «Ах, вот что! Вы уже мертвы![296] — 100 —
|