Вот, например, Американская Психологическая Ассоциация (АРА) формулирует ряд требований, по которым принимаются статьи в ведущие научные журналы. В подразделе, посвященном постановке проблемы и формулировке задач исследования, авторы статьи должны осветить максимальное количество известных на момент написания работы публикаций других авторов по данной тематике, а также полученные ими результаты. (Это, конечно, не только абсолютно невыполнимое требование, но в своей буквальности и удручающе бессмысленное, ведь речь идет не о хороших работах, а вообще обо всех, что нелепо, впрочем, в АРА, по-видимому, подразумеваются только работы на английском языке и при том самых последних лет.) Редакторы и приглашенные для оценки статьи рецензенты оценивают обзор литературы и могут отклонить статью, если автор не указал какую-либо работу, в которой, по их мнению, получены существенные результаты по изучаемому вопросу. В принципе, правило разумное: автор должен знать историю вопроса и хорошо ориентироваться в современных исследованиях. Менее всего требования АРА позволяют оценить саму проблему – по сути, не имеет значения, достойна ли она изучения, так как – согласно позиции «чистого эмпиризма», к которой очевидно тяготеет АРА, – изучать можно все. Поэтому, признаюсь, именно постановка задачи исследования в американских журналах зачастую вызывает самое удручающее впечатление. Ряд существенных требований выдвинут и к описанию проведенных экспериментов. Обязательными подпунктами этой части статьи являются: 1. Введение, в котором формулируются гипотезы, их обоснование и проверяемые следствия. Правда, менее всего уделяется внимание логической обоснованности гипотез. Зато – и это весьма полезно – часто рассматриваются причины, по которым выбран описываемый в статье дизайн эксперимента. 2. Метод, при описании которого должны быть подробно описаны участники (количество испытуемых, принципы их отбора для участия в исследовании), дизайн эксперимента, стимулы, стимульный материал, аппаратура. При всей правильности призыва он не может быть строго формализован. В самих фактах не содержится информации о том, сколь подробно надо их описывать. Необходимо принять специальное и внеэмпирическое решение о том, с какой степенью подробности должен описываться факт. И это решение принимается только самим исследователем. В конце концов, мир разбивается на те или иные факты только потому, что мы так разбиваем его. Рассмотрим, например, описание какого-нибудь конкретного факта: время реакции испытуемого на предъявление такого-то стимула – столько-то миллисекунд. Но этот же факт можно описать тысячью способами, увеличивая число различных деталей: такого-то числа в такое-то время суток при таких-то погодных условиях (количестве осадков, атмосферном давлении, скорости ветра и пр.) в таком-то месте (характеристики влажности, температуры помещения, площадь и объём, цвет стен, количество людей в помещении и пр.) через столько-то часов после сна или еды (особо оговаривается качество еды и/или характер сновидений), через 12 лет после серьезной физической травмы, через два года после свадьбы, через 35 дней после окончания обучения с таким-то средним баллом, через два месяца после… и т.д. Время реакции испытуемого (пол, возраст, профессия, стаж работы, социометрический индекс, оценка психического состояния, опыт трансовых состояний, число тренировочных заданий, отношение к эксперименту, к экспериментатору, к футболу, в это время показываемому по ТВ, и т.д.) на предъявление такого-то стимула (способ предъявления, качество изображения, фирма, год выпуска использованного прибора для предъявления и т.п.) составило столько-то миллисекунд (оценка точности измерения прибором, погрешности считывания показания экспериментатором, погрешности набора данных в типографии и пр.) при такой-то субъективной оценке испытуемого (степень готовности к данному измерению, субъективная успешность, наличие субъективно переживаемых непредвиденных обстоятельств и др.) и пр., и пр. — 20 —
|