Первое из них, мы бы сказали, политэкономического свойства. Любовь, которую мы знаем, глубоко индивидуалистична (не индивидуальна, что понятно, а именно индивидуалистична). Иначе и не может быть в обществе, находящемся на стыке периода индивидуализма и периода общественности (кстати, здесь мы нащупываем ещё одну модификацию периодизации человеческой истории). Индивидуализм, вошедший за тысячелетия в плоть и кровь человека, заставляет его помимо воли и сознания смотреть на своего действительного или потенциального брачного партнёра как на принадлежащее ему и только ему достояние. Даже если партнёры находятся в равном экономическом положении. Даже если их связывает “бескорыстная” романтическая любовь. Ведь и она в конечном счёте опирается на то же основание собственнических общественных отношений и на сформированную этими отношениями мораль индивидуалиста-собственника. Такая любовь по сути своей эгоистична. Будучи по определению благом для двоих, она в той или иной степени превращается в самоцель, в средство самоутверждения в обществе, становится, если угодно, любовью к самому себе: смотрите, конкуренты, каков я и каковы мои успехи. Общественные отношения подчиняют себе личные отношения отдельно взятых людей. На базисе собственничества и индивидуализма вырастают, если можно так выразиться, практика и эмоциональное сопровождение любви. Её спутниками становятся острое соперничество и связанные с ним переживания, любовные игры, интриги, победы и поражения, ревность и измена. Мы смотрим на всё это, как на совершенно нормальное явление. Да, это норма. Только до тех пор, пока на смену старым не пришли новые общественные отношения. В нашем мире нет ничего неизменного. Вы представляете, уважаемый читатель, сколько убудет от любовных страстей, когда собственничество и индивидуализм, как в обществе, так и в отношениях полов, сделаются достоянием истории? Прикиньте, и вы согласитесь с нами, что это будет любовь совсем не того накала, что нынешняя. Между прочим, там, где имеет место определённая либерализация половых отношений и моногамия терпит заметный урон (например, в Нидерландах, скандинавских странах, мегаполисах США, в некоторых наших крупных городах), поэзия и страсть, пусть это пока и малозаметно, начинают уступать своё место прозе и умеренности. Вам это не нравится? Такова логика истории. Таковы “эмоциональные заготовки” брака будущего. Второе обстоятельство, касающееся понижения эмоционального тонуса любви, непосредственно связано с психикой. Любовь в собственном смысле этого слова появилась гораздо позже человечества. На первобытном отрезке истории люди вступали в половые связи, эмоциональное оформление которых лишь в незначительной степени выходило за рамки инстинкта. Любовь едва проклёвывалась сквозь по сути дела животную оболочку соития. Используя распространённый штамп, можно сказать, что люди тогда скорее занимались любовью, нежели любили. Только когда психика человека достигла определённого уровня развития и инстинкт был более или менее уравновешен рассудком, на исторической сцене появилась любовь как возвышенное, поэтизированное и подлинно человеческое чувство. Зарождение высокой любви “совпало” со становлением эксплуататорского общества. — 154 —
|