|
Эго обладает всеми характеристиками временности, тогда как не-эго имеет качество "вечности", или относительной безвременности. "Можно установить границы для сознательного мышления; бессознательное - это непознанная per se психе и как таковая неограничена, поскольку неопределима. По этой причине оно имеет божественный характер и является носителем громадной психической энергии. Вот почему опыт не-эго постигается и воспринимается как "Бог". И таким образом "он олицетворяет коллективное бессознательное, которое пока еще не интегрировано в человеческое осознание". Эго обладает более или менее полным контролем над своими проявлениями при помощи воли. Вне контроля со стороны субъекта находится непознанная и неограниченная энергия объективной психе. Субъект может либо принять, присоединиться к проявлениям объективной психе, либо отвергнуть их. В первом случае имеет место растущая интеграция этих проявлений в сознание, а в результате возникает homo fofus, чья цельная и индивидуализированная личность имеет своим центром самость. Во втором случае, при отрицании появляется трещина между двумя частями психе, что негативно отражается на нормальной и конструктивной работе психе. По мнению Парацельса, оба эти источника сознания -божественные откровения и lumen naturae - не содержат конфликта, поскольку произошли они из "единства Бога. Самость, как центр и вечный посредник между ними, все еще была для него живой реальностью. Но конфликт этот существовал, становясь все более заметным, пока под влиянием движения Просвещения, в XIX веке эти два полюса, вышедших изначально из единого целого, не стали, наконец, смертельными врагами. Парацельс в те времена еще мог сказать: "Я во власти Господа, Господь в моей власти. Я в его власти, моя суть вне меня, и он в моей власти: моя суть во вне его", но вот это: "Я во власти Господа должно было все больше терять свой смысл и обязательства перед ним". Правда и то, что этот процесс в течение довольно значительного времени оставался более-менее бессознательным. Для таких великих ученых, как Ньютон, все еще было возможно интересоваться и теологией, в равной мере как и мистицизмом. В прошлом веке казалось почти невероятным, или воспринималось просто как причуды, что один и тот же человек, который "осознал работу вселенной, совершенно независимой от духовного устройства" смог также написать книги по теологии, или еще хуже, быть глубоко поглощенным алхимическими исследованиями". Но это показывает, как в одно и то же время религия и наука могут жить рядом без каких-либо открытых стычек. Эта трещина между "знанием" и "верой" все больше расширялась, но проявила свое истинное значение благодаря французскому Просвещению, который во многом обязан английскому эмпиризму. Вольтер и энциклопедисты излагали ньютонову теорию физики для того, чтобы ознаменовать новую фазу скептицизма и материализма. В то время как в Ньютоне сосуществовали бок о бок религия и наука, философы Просвещения убивали одно посредством другого. — 149 —
|