|
– А, – ответили из спальни…» Идём завтракать, Азазелло… – Азазел – у древних евреев дух пустыни. В Талмуде Азазел – падший ангел, у некоторых христианских сект – имя сатаны, у мусульман – злого духа. В некоторых ранних редакциях Булгаков этим именем называл Воланда, а затем дал это имя другому персонажу – Фиелло. В рабочей тетради писателя записано: «Азазел – демон безводных мест». …Прокопа Ивановича. – Он же Никанор Иванович, Никифор Иванович Босой. Белая магия и её разоблачение …семья Рибби… – В последующих редакциях семья Джулли. Возможно, прототипом послужила семья циркачей-велофигуристов Подрезковых, выступавших под псевдонимом Польди. Это был конферансье Мелузи. – Он же Мелунчи, Чембукчи, Жорж Бенгальский. …знаменитый немецкий маг Воланд. – В рукописной редакции под названием «Князь тьмы»: «…знаменитый иностранный маг герр Фаланд». Скажи мне, рыцарь… – В более поздних редакциях Воланд обращается к своему ассистенту – «любезный Фагот». Милосердие ещё не вовсе вытравлено из их сердец… – В последующих редакциях Булгаков несколько смягчает «резюме» Воланда о «московском народонаселении». Приведём варианты этой реплики Воланда. « – Ну что же, всё в порядке, – тихо проговорил замаскированный, – узнаю их! И алчны, и легкомысленны, но милосердие всё-таки стучится в их сердце…» « – Ну что ж, – задумчиво и тихо отозвался тот, – я считаю твои опыты интересными. По-моему, они люди, как люди. Любят деньги, что всегда, впрочем, отличало человечество…» Будьте покойны… – Далее текст уничтожен. Поцелуй Внучаты Поцелуй Внучаты. – В последующих редакциях: «Бойтесь возвращающихся», «Слава петуху!». Внучата – он же Варенуха. Человеческая рука повернула выключатель… – Во второй полной рукописной редакции (1937 г.) глава «Слава петуху!» начиналась так: «В то время как вдали за городом гость рассказывал поэту свою несчастную повесть, Григорий Данилович Римский находился в ужаснейшем настроении духа. Представление, если, конечно, представлением можно назвать всё безобразие, которое совершилось в театре Варьете, только что закончилось, и две с половиной тысячи народу вытекали из узких выходов здания в великом возбуждении. Созерцать почтенного Аркадия Аполлоновича с громаднейшей шишкой на лбу, присутствовать при неприятном скандальном протоколе, слушать глупые вопли супруги Аркадия Аполлоновича и дерзкой его племянницы было настолько страшно и мучительно, что Григорий Данилович бежал в свой кабинет. Дело было, натурально, не в одном избиении Семплеярова, представляющем лишь звено в цепи пакостей сегодняшнего дня и вечера. Римский прекрасно соображал, что завтра придётся отчитываться по поводу совершенно невероятного спектакля, учинённого в Варьете страннейшей группой артистов. — 315 —
|