|
«Корван, корван» 146, – застучало в голове у Пилата, но победоносно и светло. И ещё один вопрос задал Пилат арестанту, пока вернулся секретарь. – Почему о тебе пишут – «египетский шарлатан»? – А я ездил в Египет с Бен-Перахая три года тому назад, – объяснил Ешуа. И вошёл секретарь озабоченный и испуганный, подал бумагу Пилату и шепнул: – Очень важное дополнение. Многоопытный Пилат дрогнул и спросил сердито: – Почему сразу не прислали? – Только что получили и записали его показание! Пилат впился глазами в бумагу, и тотчас краски покинули его лицо. – Каиафа – самый страшный из всех людей в этой стране, – сквозь стиснутые зубы проговорил Пилат секретарю, – кто эта сволочь? – Лучший сыщик в Ершалаиме, – одними губами ответил секретарь в ухо Пилата. Пилат взвёл глаза на арестованного, но увидел не его лицо, а лицо другое. В потемневшем дне по залу проплыло старческое, обрюзгшее, беззубое лицо, бритое, с сифилитической болячкой, разъедающей кость на жёлтом лбу, с золотым редкозубым венцом на плешивой голове. Солнце зашло в душе Пилата, день померк. Он видел в потемнении зелёные каприйские сады, слышал тихие трубы. И стукнули гнусавые слова: «Lex Apuleje de majestate» [12]. Тревога клювом застучала у него в груди. – Слушай, Иешуа Га-Ноцри, – заговорил Пилат жестяным голосом. – Во втором протоколе записано показание: будто ты упоминал имя великого Кесаря в своих речах… Постой, я не кончил. Маловероятное показание… Тут что-то бессвязно… Ты ведь не упоминал этого имени? А? Подумай, прежде чем ответить… – Упоминал, – ответил Иешуа, – как же! – Зря ты его упоминал! – каким-то далёким, как бы из соседней комнаты, голосом откликнулся Пилат, – зря, может быть, у тебя и есть какое-то дело до Кесаря, но ему до тебя – никакого… Зря! Подумай, прежде чем ответить: ты ведь, конечно… – На слове «конечно» Пилат сделал громадную паузу, и видно было, как секретарь искоса смотрит на него уважающим глазом… – Но ты, конечно, не говорил фразы, что податей не будет? – Нет, я говорил это, – сказал светло Га-Ноцри. – О, мой Бог! – тихо сказал Пилат. Он встал с кресла и объявил секретарю: – Вы слышите, что сказал этот идиот? Что сказал этот негодяй? Оставить меня одного! Вывести караул! Здесь преступление против величества! Я спрошу наедине… И остались одни. Подошёл Пилат к Иешуа. Вдруг левой рукой впился в его правое плечо, так что чуть не прорвал ветхий таллиф, и зашипел ему прямо в глаза: – Сукин сын! Что ты наделал?! Ты… вы… когда-нибудь произносили слова неправды? – Нет, – испуганно ответил Иешуа. — 144 —
|