|
Сидевший за столом был тронут. Заявив, что он вполне сочувствует Робинскому, присовокупил, что он есть лишь лицо исполнительное. Две фотографические карточки? Вот они, пожалуйста. Справку из домкома? Вот она. Удостоверение от фининспектора? Пожалуйста. – Друг, – нежно шепнул Робинский, склоняясь к сидевшему, – ответик мне завтра. Друг выпучил глаза. – Однако!.. – сказал он и улыбнулся растерянно и восхищённо, – раньше недели случая не было… – Дружок, – шепнул Робинский, – я понимаю. Для какого-нибудь подозрительного человека, о котором нужно справки собирать. Но для меня?.. Через минуту Робинский, серьёзный и деловой, вышел из комнаты. В самом конце очереди, за человеком в красной феске с кипой бумаг в руках, стоял… Благовест. Молчание длилось секунд десять. Копыто инженера Евангелие от Воланда 137 – Гм, – сказал секретарь. 138 – Вы хотели в Ершалаиме царствовать? – спросил Пилат по-римски. 139 – Что вы, челов… Игемон, я вовсе нигде не хотел царствовать! – воскликнул арестованный по-римски. Слова он знал плохо. 140 – Не путать, арестант, – сказал Пилат по-гречески, – это протокол Синедриона. Ясно написано – самозванец. Вот и показания добрых людей – свидетелей. Иешуа шмыгнул высыхающим носом и вдруг такое проговорил по-гречески, заикаясь: – Д-добрые свидетели, о игемон, в университете не учились. Неграмотные, и всё до ужаса перепутали, что я говорил. Я прямо ужасаюсь. И думаю, что тысяча девятьсот лет пройдёт 141, прежде чем выяснится, насколько они наврали, записывая за мной. Вновь настало молчание. – За тобой записывать? – тяжёлым голосом спросил Пилат. – А ходит он с записной книжкой и пишет, – заговорил Иешуа, – этот симпатичный… 142 Каждое слово заносит в книжку… А я однажды заглянул и прямо ужаснулся… Ничего подобного, прямо. Я ему говорю, сожги, пожалуйста, ты эту книжку, а он вырвал её и убежал. – Кто? – спросил Пилат. – Левий Матвей, – пояснил арестант, – он был сборщиком податей, а я его встретил на дороге и разговорился с ним… Он послушал, послушал, деньги бросил на дорогу и говорит: ну, я пойду с тобой… – Сборщик податей бросил деньги на дорогу? – спросил Пилат, поднимаясь с кресла, и опять сел. – Подарил, – пояснил Иешуа, – проходил старичок, сыр нёс, а Левий говорит ему: «На, подбирай!» Шея у секретаря стала такой длины, как гусиная. Все молчали. – Левий симпатичный? – спросил Пилат, исподлобья глядя на арестованного. – Чрезвычайно, – ответил тот, – только с самого утра смотрит в рот: как только я слово произнесу – он запишет. Видимо, таинственная книжка была больным местом арестованного. — 141 —
|