Маргарита поднялась, и, медленно поднимаясь за нею, поэт сказал, разводя руками: – Но дети? Позвольте! Дети!.. Усмешка исказила лицо Азазелло. – Я уж давно жду этого восклицания, мастер. 114 – Вы ошеломили меня! Я схожу с ума, – захрипел поэт, чувствуя, что не может больше выносить дыму, выдыхая горький воздух. Он пришёл в странное беспокойство и вдруг вскричал: – Грозу, грозу! Грозу! Азазелло склонился к нему и шепнул с насмешкой в дьявольских глазах: – Она идёт, вот она, не волнуйте себя, мастер. Резкий ветер в тот же миг ударил в лицо поэту. Он поднял глаза, увидел Маргариту со вздыбленными волосами, услышал её крик: «Гроза!» Стало темно. Туча в три цвета поднялась с неестественной быстротой. Впереди бежали клубы белого, обгоняя друг друга, потом ползло широкое чёрное и закрыло полмира, а потом мутно-жёлтое, которое, холодя сердце, неуклонно поднималось из-за крыш. Ещё раз дунуло в лицо, взвилась пыль в переулке, сверху вниз кинулась какая-то встревоженная птица, – и тотчас наползавшее чёрное раскроилось пополам. Сверкнул огонь. Потом ударило. Ещё раз донёсся вопль Маргариты: – Гроза! – и сверху хлынула вода. Поэт успел увидеть, как по переулку пробежали какие-то женщины, упали на колени, стали креститься и простирать руки к небу. Ссора на Воробьёвых горах Был вечер. Солнце падало за Москву-реку. На небе не было и следов грозы. Громадная радуга стояла над Москвой и, одним концом погрузившись в Москву-реку, пила из неё воду. Над Москвой ходил и расплывался дым, но нигде уже не было видно огня. Нетерпеливые чёрные кони копытами взрывали землю на холме. Когда совсем завечерело, Бегемот, стоящий у обрыва, приложил лапу ко лбу, всмотрелся и доложил Воланду: – Будь я проклят, мессир, если это не они! В воздухе над Москвой-рекой мелькнула чёрная точка, увеличилась, превратилась в чёрный лоскут, рядом с ним сверкнуло голое тело, и через мгновение Азазелло со спутниками спустился на холм. Поэт в лохмотьях рубашки, с лицом, выпачканным в саже, над которым волосы его казались совсем светлыми, как солома, взял за руку подругу и предстал перед Воландом. Тот с высоты своего роста глянул на прибывших и усмехнулся. 115 – Я рад вас видеть, друзья мои, – заговорил он, – и я полагаю, что вы не откажетесь стать моими гостями. Поэт молчал, глядя на Воланда, молчала и Маргарита. – Что ж, в путь без дальних разговоров, – добавил Воланд, – пора. Коровьев галантно подлетел к Маргарите, подхватил её и водрузил на широкую спину лошади. Та шарахнулась, но Маргарита вцепилась в гриву и, оскалив зубы, засмеялась. — 123 —
|