|
– Вам, быть может, интересно видеть это? Он указал вниз, где миллионы огней дрожа пылали. Поэт отозвался: – Да, пожалуйста. Я никогда ничего не видел. Я провёл свою жизнь заключённым. Я слеп и нищ. 118 Воланд усмехнулся и рухнул вниз. За ним со свистом, развевая гривы коней, опустилась свита. Огни пропали, сменились тьмой, посвежело, и гул донёсся снизу. Поэт вздрогнул от страха, увидев под собою чёрные волны, которые ходили и качались. Он крепче сжал жёсткую гриву, ему показалось, что бездна всосёт его и сомкнётся над ним вода. Он слабо крикнул, когда бесстрашная и озорная Маргарита, крикнув, как птица, погрузилась в волну. Но она выскочила благополучно, и видно было, как в полутьме чёрные потоки сбегают с храпящего коня. На море возник вдруг целый куст праздничных огней. Они двигались. Всадники уклонились от встречи, и перед ними возникли вначале тёмные горы с одинокими огоньками, а потом близко развернулись, сияя в свете электричества, обрывы, террасы, крыши и пальмы. Ветер с берега донёс до них тёплое дыхание апельсинов, роз и чуть слышную бензиновую гарь. Воланд пошёл низко, так что поэт мог хорошо рассмотреть всё, что делалось внизу. Но, к сожалению, летели быстро, делая петли, и жадно глядящий поэт получил такое представление, что под ним только укатанные намасленные дороги, по которым вереницей, тихо шурша, текли лакированные каретки, и фары их во все стороны бросали свет. Повсюду горели фонари, тихо шевелились пальмы, белоснежные здания источали назойливую музыку. Воланд беззвучно склонился к поэту. – Дальше, дальше, – прошептал тот. Развив такую скорость, что все огни внизу смазались, как на летящей ленте, Воланд остановился над гигантским городом. 119 И опять под ногами в ослепительном освещении и белых, и синеватых, и красных огней потекли во всех направлениях чёрные лакированные крыши, и засветились прямые, как стрелы, бульвары. Коровьев очутился рядом с поэтом с другой стороны, а неугомонная Маргарита понеслась и стала плавать совсем низко над площадью, на которой тысячью огней горело здание. – Привал, может быть, хотите сделать, драгоценнейший мастер, – шепнул бывший регент, – добудем фраки и нырнём в кафе освежиться, так сказать, после рязанских страданий 120, – голос его звучал искушающе. Но тоска вдруг сжала сердце поэта, и он беспокойно оглянулся вокруг. Ужасная мысль, что он виден, потрясла его. Но, очевидно, не были замечены ни чёрные грозные кони, висящие над блистающей площадью, ни нагая Маргарита. Никто не поднял головы, и какие-то люди в чёрных накидках сыпались из подъездов здания… — 126 —
|