|
– Нет, Лелик, я не могу, тут чужие! – сказал он мягко, [но решительно, ] и его печальные глаза без слов попросили у нее извинения за этот отказ. – Ну, что же, как ты себя чувствуешь? – Сережа, посмотри ее! Ма-аленькая! Посмотри, она там спит. Ах, Сережа, Сережа! Как много надо бы сказать тебе!.. Он подошел к маленькой кроватке, поднял полог и все с тем же печальным выражением долго смотрел на маленькое серьезно-спокойное личико, повязанное белым платочком и от этого казавшееся совсем стареньким. Что думал он – неизвестно! Елена Ивановна с кровати тоже смотрела на ребенка, но ее глаза сияли одной только ясной радостью. Потом он опустил полог и сел на стул около кровати. [Он сидел в позе усталого человека, подперев голову рукой. ] – Что же, Лелик, ты очень страдала? – Представь, Сережа, не очень, – с оживлением заговорила Елена Ивановна, – я не поверила, когда все кончилось, все время можно было терпеть… И потом все это произошло так быстро! – Да, разумеется! Рассказы об этих муках преувеличены. Нормальные женщины почти не страдают. Елена Ивановна посмотрела на него пристальным, слегка потухшим взглядом и опустила глаза. Она много готова была перенести для ребенка и действительно ожидала худшего [чем это было на самом деле ], но слова Сергея: [задели ее ] почему-то не понравились ей. Помолчали. – Сережа, а как мы ее назовем? Что ты так смотришь на меня? [– перебила они себя. ] – Ничего. Елена Ивановна была хороша и миловидна в эту минуту; глаза ее, щеки, рот – все горело возбуждением, [точно ] какой-то внутренний огонь зажегся за этим лицом и освещал его своим светом. Но он своим мужским взглядом [видел ] уже приметил ту перемену, [котор ]как ую налагают на женщину первые роды: [что-то ] молодое, чувственно[е ]-задорное исчезло с[о знакомого ] ее милого лица, [и ] появилось взамен этого [нечто ] что-то новое, духовное, что в эту минуту красило лицо, но в то же время и старило его. Тебя серенький волчок, Он ухватит за бочок. – А что же у вашей знакомой было? – спросила она. – Рак. – Отчего? – От неприятности. Немцы они; ну, конечно, и приехала к ней сестра гостить из-за границы. Он это и поиграй с ней маленько, а она и увидай в замочную скважину. От этого с ней и случилось. А стали резать, и зарезали до смерти. – Еще станете? – спросила Феня. – Нет, видно убирай, больше не стану. Феня унесла чайники. – Да, дохтора хоть кого так залечат, – продолжала Тимофеева, зевая. – А вот, кажется, и простое дело от пьянства вылечить, а ведь не могут! Вот и мой-то, как я замуж за ево вышла, два года пил. — 101 —
|