|
Уже после восьми в палату вошла Поля – швейцарка , полная, важная женщина, получавшая очень много на чаи; [и, став в полуоборот к кроватям, небрежно спросила: ]– «В [17-ую ] семнадцатую палату Петров звонили в телефон, – сказала она, – к кому это?» Елена Ивановна [( ] – она в это время кормила девочку [) ] – вспыхнула и [слегка двинув головой к двери, точно этим движением она могла через палаты, коридоры и через весь огромный город, разделявший двух людей, говоривших по телефону, приблизиться к тому человеку, ] ответила: – Это ко мне. – Спрашивают, как здоровье? – Скажите, что здорова… и… Она остановилась, посмотрев на девочку, которая, перестав сосать, вдруг полуоткрыла мутный темный глазок и сердито, точно предостерегая, взглянула на мать, – почти шепотом прибавила: – Больше ничего. Так прошел первый день. Сегодня солнце светило особенно радостно и празднично. Елена Ивановна лежала, повернув голову ко входной двери, и невольно слушала разговоры за ширмами. – Дохтур, милый, говорю я ему, дозвольте мне разочек пройтиться, моченьки моей нету! Нет, говорит, нету такого правила! – Положить бы тебя рожать, так ты бы узнал! – Да как же можно! Ну, известно, немец, нехристианская душа. Другой пришел, старенький, тот и дозволил, дай ему бог здоровья! [– Ишь какую принесла (в добрый час сказать, в худой промолчать) большую, белую! – А гла?зы-то черные, в папа?ньку! У нас ведь и у мужа черные глаза, это у моей природы белые… Кушай, матушка, кушай, динечка! О чем бы ни говорили женщины, через несколько минут разговор снова попадал на прежнюю колею, и опять жена портного подробно и с какой-то любовью описывала свои роды. ]Эти разговоры[37] не надоедали Елене Ивановне, не раздражали ее, – наоборот, ей была понятна и близка радость этой женщины; [ее негодование против доктора, ее полная жалости любовь к ребенку; ей было понятно все это не только потому, что она сама пережила нечто подобное, а еще и оттого, что ] все существо ее было теперь полно какими-то новыми хорошими чувствами, [какой-то ] любовью ко всем людям. И [сейчас ] она думала о том, как будет она теперь жить с этими новыми прекрасными чувствами? Как сделать, чтобы огромная любовь к ребенку и еще к одному человеку не помешала ей [быть справедливой ] относиться [хорошо ] [любовно ] справедливо ко всем другим людям? [И как согласить переполнявшую ее душу любовь и желание счастья с тем злом, которое существовало и, вероятно, будет существовать и в ней и кругом нее? В детстве она переживала такое состояние после исповеди. Да, есть зло, есть несчастные, больные, забытые люди, есть сильные и слабые, ]И как же вообще быть [с этим ], когда так хорошо, светло, так небесно-радостно на душе? Елена Ивановна [глубоко вздохнула и ] готова была почему-то заплакать, но в это время в маленькой кроватке под белым пологом послышалось кряхтенье, и готовые навернуться слезы мгновенно исчезли [куда-то. Елена Ивановна ]. Она подняла голову и чутко прислушалась – кряхтенье затихло. — 100 —
|