Таким образом, потенциал раннего буддизма на внутренний аспект дифференциации всех адептов в учении Махаяны был полностью доведен до логического конца. Внешние условия совершенствования в виде сангхи, играющую основополагающую роль в первоначальном и раннем буддизме, были сокращены до минимума. Отныне только внутренние, духовные возможности и стремления могли определять потенциал личности и его статус в духовной иерархии буддийского учения. Причем каждой стадии духовной иерархии буддийское учение предлагало свой, определенный и обоснованный метод совершенствования, а также промежуточные цели этого совершенствования на пути к достижению полного и окончательного просветления. В результате, в Китае буддизм стал привлекателен для представителей всех социальных слоев. Более того, различные цели буддийской практики имели теоретическое обоснование и фактологическое доказательство, что в корне отличало буддизм от христианства, чья позиция по данной проблеме выражена в словах Екклесиаста: «… не проворным достается успешный бег, не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, и не у разумных - богатство, и не искусным - благорасположение, но время и случай для всех их».[138] В этом аспекте буддийское учение предлагало абсолютно противоположную позицию – победа может быть только у храбрых, а богатство у разумных. Но понимание категорий храбрости и разумности имело собственное буддийское содержание – храбрость – это отсутствие страха в душе, а не внешняя бравада, разумность – это отсутствие алчности в душе, а не внешняя рациональность. Акцент на внутренний аспект совершенствования обусловил производность внешнего аспекта, внешних условий жизни от этого внутреннего состояния души. — 90 —
|