|
Более того, сама логика проповеди учения также была переосмыслена. Подобный невербальный подход к истине и ее передачи отражен в «Алмазной сутре» (Цзиньган божэ боломи цзин, ????????), где прямо говорится: «Все что имеет образ - все это иллюзия».[204] При этом многократно подчеркивается относительность всех вербальных смыслов: «Татхагата проповедует о первой парамите как не о первой парамите, и это называется первой парамитой».[205] Такой подход был направлен, в первую очередь, на уничтожение всех опор сознания, позволяющие каким-либо образом классифицировать или оценивать свои действия. Это позволяло добиваться спонтанного, непосредственного реагирования и поведения: «Если бодхисаттва, не опираясь на образы, совершает даяния, то его благость счастья невозможно вообразить».[206] Подобный подход к спонтанным и непосредственным действиям имел прямую аналогию в даосизме: «Высшая добродетель не добродетельна, поэтому имеет добродетель. Низшая добродетель не теряет добродетель, поэтому не имеет добродетель».[207] Данное выражение имеет тот смысл, что если человек имеет намерение быть добродетельным, действует, исходя из какого-либо понимания добродетели, то это уже не настоящая добродетель. Настоящая добродетель не имеет каких-либо опор на рациональные понятия и концепции, и такое понимание чистоты и непосредственности мотивации жизнедеятельности сближало позиции даосизма и буддизма Махаяны. Но в отличие от буддизма Махаяны даосизм не смог предоставить четкого и логически обоснованного теоретического фундамента под данную практику совершенствования, что с неизбежностью сказалось и на самой этой практике. И именно этот вакуум традиционной китайской философии и восполнило учение Махаяны. — 131 —
|