|
К. Гарви отмечает изменение характера и содержания игровых ролей от более реалистичных к вымышленным, не имеющим реальных прототипов в действительности, а также к типизированным, обобщенным ролям. Отмечая связь уровня развития символической игры с общим интеллектуальным развитием детей, авторы ряда зарубежных исследований (327, 328) обратили внимание на зависимость уровня сформированности символической игры от социально-экономичес- 112 кого статуса семьи, где растет ребенок. Так, обнаружилось, что у детей из семей с низким социоэкономическим статусом преобладают более примитивные стадии символических игр, а пик ролевой игры приходится не на дошкольный, а уже на школьный возраст. Направление исследования игры, заданное работами Ж. Пиаже, в целом отражает его теоретические представления о становлении знаково-символической функции в онтогенезе: от субъективных символов к социальным знакам, причем без признания определяющего влияния речи на становление символической функции, но с приданием исключительной роли имитации в этом процессе. В многочисленных отечественных исследованиях по психологии игры нашли отражение и идеи Ж. Пиаже, и теоретические представления Л. С. Выготского о замещении, в частности о роли слова в процессах игрового замещения. Рассматривая многочисленные факты замещения в дошкольной игре, Д. Б. Эльконин писал, что использование одного предмета вместо другого «зависит всецело от того, какое значение будет придано ребенком предмету в данный конкретный момент развертывания игры. Слово, которым ребенок называет многофункциональный предмет в игре, сразу ограничивает его назначение, определяет его функцию в данной игре — то, что с этим предметом можно и надо делать в игре, какие действия производить. Если кубик назван утюгом, то это значит, что с ним надо производить действия глажения; если кубик назван котлеткой, то его надо есть, а если тарелкой, то на него надо класть еду и его носить, как тарелку. Это возможно только потому, что само слово в этот период развития несет в себе опыт действий с предметами» (293, с. 245). И хотя сюжетные игрушки похожи на символы (обозначают животных, мебель, посуду, людей и т. д.), дети их используют далеко не всегда по прямому назначению. Д. Б. Эльконин приводит примеры, когда лошадка выполняет роль ребенка, кукла играет роль пассажира такси и т. д. Диапазон использования сюжетных игрушек настолько широк, что уже Л. С. Выготский предпочитал говорить не столько о символизме детской игры, сколько о переносе в ней значений с одного предмета на другой. Д. Б. Эльконин пишет: «Это существенно важный компонент игры. Благодаря такому замещению происходит утеря в действии его конкретности, его операционально-технической стороны и превращение его в изобразительное, передающее только его общее назначение» (293. с. 245). — 111 —
|