|
В начале этого возраста ребенок подчиняется внешней регуляции посредством игровой ситуации, т. е. является объектом такой регуляции. Если некоторое время спустя ребенок в какой-то момент становится субъектом регуляции поведения взрослого, то он вступает при этом во вторую фазу [1] и, таким образом, интервал времени от начала возраста до данного момента соответствует первой фазе. Д. Б. Эльконин, выделяя третий уровень развития игры, отметил в качестве одного из его признаков «обращения к другим участникам игры, связанные с выполнением роли, например обращение к повару: "Давайте первое!"» [19, с. 244]. Здесь содержится указание на регуляцию ребенком поведения другого в игровой ситуации (посредством нее). По данным Д. Б. Эльконина, этот уровень развития игры нередко встречается уже у 4-летних [19, с. 245]. Ориентировочно около пяти лет дети начинают использовать игровую ситуацию для внешней регуляции реального (не игрового) поведения взрослых. Эта сторона отношений между детьми и взрослыми отражена в работах В. С. Мухиной. Например, ребенок может использовать игровую ситуацию для обмана, играя в то, что он говорит правду: «дети пяти-семи лет», когда лгут, «стараются продемонстрировать взрослому свою искреннюю правдивость, например, смотрят "честными глазами" прямо в глаза взрослого» [15, с. 184]. В 5 лет и 25 дней сын В. С. Мухиной Кирилл сказал маме, что его брат-близнец Андрей сломал пластмассовую пушку, но затем признался, что пушку сломал он сам. Мама спросила: «Зачем же ты говорил неправду на Андрюшу?». Очень интересен ответ Кирилла: «Я хотел попробовать свои силы» [14, с. 280]. Перейдя во вторую фазу, дети порой управляют поведением взрослого не для удовлетворения каких-либо иных потребностей, а именно для того, чтобы «попробовать свои силы» (потренироваться осуществлять регуляцию поведения взрослого, убедиться в том, что они способны это делать). Так, в 5 лет и 2 дня сын В. С. Мухиной Андрей пришел к ней и сказал: «Мама, сейчас придет Кирилл и будет тебе говорить неправду. Ты ему не верь». Кирилл (брат-близнец Андрея): «Мама, ты ему (Андрею. – С. К.) не верь. Слушай, что я тебе скажу. Он меня сию минуту укусил в ногу. Вот, смотри! (Показывает круглое красное пятно.)». Мама: «Андрюша, что с тобой?». Кирилл: «А на самом деле это не он укусил. Это мы оба так придумали, как будто укусил. Это я крышечный укус сделал! (Крышкой от круглой банки сдавил себе ногу.)» [14, с. 276–277]. Во второй фазе дети способны регулировать поведение взрослого, выдавая игровую ситуацию за реальную. Например, «в реальных отношениях со взрослыми ребенок имеет возможность не только быть ребенком, но и играть роль ребенка. В последнем случае он может управлять взрослыми, хотя те и наделены официальной властью», в том числе «для того, чтобы стать в центре внимания взрослых, для того, чтобы добиться желаемого» [4, с. 54]. Так, «ребенок может в отношениях с матерью играть роль ребенка, подчеркивая свои детские черты, вызывающие у нее любовь и умиление, и добиваться таким способом получения всяких удовольствий» [15, с. 179]. Создание игровой ситуации и осуществляемая внутри нее исполнительская (произвольная) активность здесь оказываются частью неигровой деятельности по достижению «желаемого» – вполне реального предмета потребности, «мотива» (А. Н. Леонтьев). — 35 —
|