Психология рекламы

Пуританство по парадоксальной логике подготовило взрыв страстей в XX веке.

В эпоху барокко (конец XVI — середина XVIII в.) вновь возникает интерес к плотским порывам как законным побуждениям человека. Любовь предстает теперь в особом истолковании. С одной стороны, чувственность предполагает погибельную страсть, телесные наваждения. С другой — рождается мир пленительных иллюзий, где любовь оказывается не простой, а изысканной, манерной, прихотливой.

Поразительное сочетание грубой реальности и волшебной фантазии нигде, пожалуй, не продемонстрировало себя так ярко, как в преданиях и историях интимной жизни монархов. Не случайно многие историки, исследуя общественные потрясения, социальные катаклизмы и революционные сдвиги, видят в истории проявление только одного эроса. «Ищите женщину!» — такова известная французская поговорка.

Казалось бы, признательное и трепетное восприятие любви должно было закрепиться в европейской культуре. Но вот грядет эпоха Просвещения — XVIII в. Многие идеалы барокко, равно как и этос протестантизма, пересматриваются. I В частности, провозглашается, что душа I не имеет пола. Это означает, что на деле I неповторимость чувства отвергается. Делается определенная ставка на нивелировку переживаний. Любовь все чаще трактуется как чистое безумие, недостойное разумного человека.

«Лучше поступает тот, — пишет Ф. Бэкон, — кто при невозможности не допустить любви удерживает ее в подобающем месте и полностью от­деляет себя от ее серьезных дел и действий в жизни; ибо если она вме­шивается в дела, то взбаламучивает судьбы людей так сильно, что те не могут оставаться верными собственным целям».

Английскому мыслителю казалось, что любовь занимает ничтожно малое место в истории человечества. Зрелый муж, озабоченный государственными делами, или мудрец, постигающий таинства мира, вряд ли впадут в любовное исступление.

Эпоха Просвещения кичливо тешилась разумом. По его меркам она пыталась выстроить все человеческие отношения. Однако мир человеческих страстей оказался принципиально нерегулируемым. Не случайно именно в этом веке сложилось явление, позже названное садизмом по имени известного маркиза де Сада (1740—1814), автора многих произведений, в которых он пытался рассказать о причудливых проявлениях страсти... В один прекрасный день известный в Париже маркиз Луи Альдонс Денациан де Сад отправился в Марсель. Здесь его уже ждал лакей, предусмотрительно снявший для него апартаменты. Тривиальная любовная история? Ничего подобного. Молодому маркизу нужна была не просто партнерша. В комнате его ждали четыре обнаженные девицы, вид и прихотливость поз которых рождали откровенно содомные страсти. Парижане и раньше знали про обширные гаремы восточных шахов. Но там царили все-таки совсем иные порядки. Владыка искал наслаждения в объятиях одной прельстительницы, которую выбирал на каждую ночь.