Сборник статей 1

И вот еще что показательно – как бы ни менялась моя жизнь, моя мать ВСЕГДА была недовольна. Когда мне исполнилось 18, я перестала вести разгульный образ жизни и стала спать дома. Она тоже стала спать спокойнее, но ее недовольство от этого никуда не делось. Оно стало менее резким, но более занудным. Она все время находила причины, по которым «из-за меня» страдала. Мало того, что я страдала из-за того, что не делала то, что хотела, так мать вынуждала меня еще и дополнительно страдать за то, что страдает она («Да как ты можешь смотреть на то, как твоя мать страдает!»), а страдает она постоянно, ее невозможно избавить от страданий ничем, никаким изменением жизни, потому что страдать (то есть испытывать НЭ) – это ее выбор, это то, чем она забивает бессмысленность своей жизни.

Мать (с тем же успехом все это относится и к другим родственникам, на которых лежит главный вес в «воспитании») – это самый главный насильник в жизни любого человека, потому что этот человек насиловал тебя в самых изощренных формах на протяжении многих лет, и делал это совершенно безнаказанно потому, что таково устройство нашего общества, таковы концепции, которые мы все впитываем с молоком этой самой матери, таковы страхи, порожденные тупостью и нежеланием добиваться ясности, и – стоит об этом помнить – потому что она испытывает удовольствие от того, что пытает тебя и себя, отчасти мстит тебе за то, что сама превратилась в мертвеца. Насилие матери над ребенком так привычно, так «правильно» и неизбежно, что многие, читающие эту статью, наверняка испытывают возмущение – «ну как так можно писать о матери!», и хотят оправдывать это насилие, называть его воспитанием, действиями во благо и т.д. Это говорит только о том, что такое уродливое положение вещей так прочно засело в подавляющем большинстве людей, что необходима серьезная работа даже для того, чтобы просто честно посмотреть на то, что происходит.

0046. Рысь:

«Игра в высокомерие».

Бодхи дал совет – поговорить с каким-нибудь человеком так, будто я дочь министра и привыкла быть презрительной, надменной, будто передо мной открыто все, и я прекрасно понимаю огромную пропасть, лежащую между мной и этими ничтожествами. Этот опыт, по его словам, помог бы мне прояснить, что и свойственное мне чувство собственной ущербности (ЧСУ), и то чувство собственной важности (ЧСВ), которое проявляют другие люди, являются лишь механическими реакциями. Я смогу понять, что испытываю ЧСУ не потому, что это мое неотъемлемое качество, а потому, что просто привыкла его испытывать, и люди испытывают ЧСВ не потому, что непосредственно воспринимают во мне нечто такое, к чему испытывают презрение, а лишь потому, что воспринимают проявления ЧСУ. Если бы я, испытывая ЧСУ, вела бы себя высокомерно, то люди и относились бы ко мне именно как к высокомерному человеку.